Ловец мелкого жемчуга - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 12

Она кого угодно могла вывести из себя, притом с полной невозмутимостью! Неужели она не понимает, что он-то ведь тоже провинциальный человек, пусть даже со снисходительным эпитетом «милый», и ее слова могут быть ему неприятны?

– А ты не обижайся, – спокойно сказала Марфа. – На обиженных…

– Знаю, знаю – воду возят, – улыбнулся Георгий.

– Вот именно. Ты становишься гораздо выразительнее, когда даешь волю своему природному любопытству, чем когда стараешься казаться невозмутимым.

Она видела его насквозь, и Георгий не знал, радует его это или злит. Во всяком случае, это его будоражило, он никогда не знал, чего ожидать от Марфы.

И он попытался ее смутить – вдруг получится?

– Что ж, интересно, во мне такого выразительного? – спросил он. – Объясни как-нибудь по-простому, чтобы даже я понял.

Марфа окинула его неторопливым, оценивающим взглядом. Точно так же смотрела на Георгия ее мама Мария Самойловна – в приемной комиссии, а потом во время экзамена, – словно размышляя: к чему его можно приспособить?

– Во-первых, ты рыжий, – сказала она. – Конечно, если бы ты собирался быть актером, это имело бы более практическое значение. Но все равно, это даже просто по-человечески перспективно. Особенно в сочетании с твоим ростом и грандиозными плечами.

– Перспективно? – удивился Георгий. – В каком смысле?

– В том смысле, что бог дал тебе форму, – объяснила Марфа. – Твоя внешность запоминается сама собой, без усилий, а это уже неплохо, потому что людей слишком много и лень запоминать каждого. Во-вторых, у тебя интересные глаза. Непонятно, какого они цвета.

Это Георгий и сам знал, хотя никогда не придавал значения такой ерунде, как цвет собственных глаз. Какая разница, карие они или серые? Он же не кинозвезда.

– Вообще-то они светло-карие, – продолжала Марфа – так, словно речь шла о музейном экспонате, а она была экскурсоводом. – Но иногда становятся стальными.

– Стальными? – изумился Георгий.

– Да. Ты, видимо, не отдаешь себе в этом отчета, но это происходит, когда ты сердишься. Знаешь, есть такие лампы с гелем, в котором плавают металлические блесточки? Вот и у тебя в глазах, очевидно, проворачивается что-то вроде пластиночек стального цвета.

Георгий почувствовал, что его охватывает такое сильное смущение, какого он не чувствовал никогда. Это было так удивительно – то, что она говорила! Нет, ему было наплевать на какие-то блесточки. Но то, что Марфа, оказывается, вглядывалась в его глаза, думала о том, как и почему меняется их цвет… Это было так странно!

И вдруг Марфа расхохоталась.

– Ах, Герочка, до чего же ты забавный! – проговорила она. – У тебя все чувства написаны на лице, это так интересно! Ты думаешь, я ради удовольствия твои прелестные глазки рассматривала? Да я просто вырабатывала профессиональные навыки, неужели непонятно? Я же киновед, должна описывать то, что вижу на экране, – объяснила она оторопевшему Георгию. – Причем описывать так, чтобы это мог представить человек, никогда не видевший фильма. Вот я и тренируюсь. И уверяю тебя, мне почти все равно: описывать, как меняются твои глаза, или… Ну, например, как блестят капли дождя на твоей кошмарной куртке. Герочка, трамвай идет. Ты все еще собираешься меня провожать?

Не отвечая, Георгий пропустил Марфу в открывшуюся дверь трамвая и поднялся следом за ней на площадку.

«Развесил уши! – сердито подумал он. – Пора бы уж привыкнуть…»

– Тебе до «Театральной»? – спросил он, когда трамвай остановился у метро.

– Нет, я живу на Арбате, как положено, – ответила Марфа. – В Староконюшенном переулке.

– Но ты до «Театральной» ехала. Ну, тогда, из Дома кино.

– Просто мамина тетя живет на Моховой, – объяснила Марфа. – Она не совсем здорова, и я иногда ночую у нее.

Вся ее жизнь состояла из каких-то неведомых ему обстоятельств, которые, он чувствовал, были в этой своей неведомости незыблемы, как названия московских улиц.

– Можно, я в метро с тобой проедусь? Я… Мне… В общем, мне хочется с тобой поговорить. Мне с тобой интересно говорить! – выпалил Георгий.

– Мне с тобой тоже, – улыбнулась Марфа. – И я даже могу объяснить, почему. Ты готов не только говорить, но и слушать, и ты не считаешь, что женщина должна быть дурой. Это радует.

– Знаешь, я вообще ничего о женщинах не считаю, – сказал Георгий. – Я о них очень мало знаю, хотя у меня их было довольно много.

– Да ты Казанова, оказывается! – насмешливо протянула Марфа. – И сколько ты разбил сердец?

– Нет, я не потому… Я не для того сказал, чтобы похвастаться, – снова смутился он. – Просто я думаю, что женщины гораздо загадочнее мужчин, и мне это нравится.

– Свежая мысль, – пожала плечами Марфа. – Ладно, Герочка, если хочешь ехать – поехали.

– Тебе неприятно было сегодня? – спросил он уже в вагоне метро. – Ну, в общаге?

– Да нет, – повела плечом Марфа. – Вообще-то я привыкла к такому дурдому. У нас киношная семья, – объяснила она. – Маму ты знаешь, а папа раньше был режиссером, теперь он продюсер, довольно известный. Это сейчас все стали жить как-то обособленно – более естественно для цивилизованных людей, я бы сказала. А раньше к нам почти каждую ночь компании заваливались. В центре ведь живем, вот все и являлись после кабака, если в метро не успевали. Так что все это, можно сказать, фон моего детства.

– Но ты как-то морщилась, мне показалось, – сказал Георгий.

– Я просто терпеть не могу травку, – сказала Марфа. – Даже в виде дыма. У меня от нее голова болит.

Георгий и сам не очень любил сладковатый запах марихуаны. Но забивание косячков было таким же непременным атрибутом любого вгиковского сборища, как литрами выпиваемый кофе. Не станешь же запрещать!

– И потом, всерьез сравнивать себя с Бергманом может только полный идиот или маленький ребенок, – добавила Марфа. – А мне ни те, ни другие не интересны, поэтому я избегаю разговоров такого уровня.

– Слушай, а сколько тебе лет? – вдруг спросил Георгий.

– И ты туда же! – поморщилась она. – Я с пяти лет слышу: ах, как не по годам развита эта девочка! Мне двадцать один год, как и тебе, но это ровно ничего не значит. Ты в самом деле очень милый, Герочка, и будет очень жаль, если ты станешь банальным. – Я постараюсь тебя не разочаровать, – улыбнулся в ответ Георгий.

– Не могу сказать, что я тобой очарована, но все-таки спасибо.

Георгий проводил ее до самого дома. Как он и думал, это был настоящий московский дом – не просто старый, а старинный, с кариатидами над входом и просторным вестибюлем первого этажа. Вестибюль Георгий увидел только мельком, когда Марфа открыла подъездную дверь длинным плоским ключом.

Ему вдруг стало тоскливо и захотелось, чтобы она поскорее ушла.