— Не знаю…
— Пригласи его к нам на ужин.
— Мама!
— А чего? Тебе-то самой он как?
— Парб? Ну… Хоть и не рыцарь, а принцессой себя впервые с ним почувствовала.
— Зови!
— А папа?
— Не волнуйся! Мама разрешила!
… Всё в этот день пошло не так. Вначале захотел быть представительным, как Илий на свадьбе. Даже его «смокинг» попытался напялить, но он разошёлся на спине по швам. Потом Фанька пристала, чего и кому говорить можно, где ложка для салата… или вилка — не помню. Слушал, впитывая информацию, а потом плюнул. Не понравлюсь родакам — так тому и быть! Я же простой мужик, а не дворцовыми коридорами воспитанный! Не ко двору — их проблемы, а выпячивать из себя аристократа не собираюсь! Да, большой, жирный, если честно, но тоже человек! И Ланирия очень нравится… Чего скрывать, если даже последний таракан знает это.
Отпихнул друзей и уселся в карету, которую прислал за мной Саним Бельжский.
Одному ехать боязно. Ещё страшнее выходить из неё. Эх! Матушки не хватает — она бы этих расфуфыренных лакеев при входе в особняк быстро раскидала! Прошёл, как сквозь строй хатшей, до самых ступенек. Сам казначей стоит у входа с улыбчивой пышнотелой женщиной. Хоть одно нормальное лицо — это я про его жёнушку… Такая домашняя, хоть и казначеева… Сразу видать — хорошая женщина! Пригласили за стол… Моя краса серьёзная, словно первый раз видит, а папаша ёйный весь разухмылялся! Подкладывает, сволочь, разные блюда диковинные в тарелку, словно опозорить хочет! Как там Фанька говорила? Вилкой жрать надо? Пусть сами жруть! Отодвинул все их в сторону — неча из меня шута делать!
— А чего это вы, Скала, ничего не едите? — поинтересовалась жена Санима.
— Не умею, — честно признался ей. — Только вот ватрушки…
— Умеете?
— Не в этом дело! У меня такие мама пекла. Сразу видно, что с душой лепили — в этом я спец.
— Хм…
— Да хорошая выпечка лишь у хороших людей получается. Эта — аж слюнки текут!
— Сама делала, — с лёгкой улыбкой призналась Долорея.
— Вот то и смотрю — вкусные! У Ланирии не может быть плохой мамы!
— Дорогой! — повернулась женщина к казначею. — Кажется, он льстец.
— Не скажи! Я сам пальчики каждый раз облизываю. Тесто впитывает человека… За это и люблю тебя!
— Два льстеца!
— И мы тоже присоединяемся! — ответили сёстры Ланирии — розовощёкие, миниатюрные барышни, вызывающие симпатию своей простотой и ухоженностью.
— Так! — уже сурово произнесла Долорея. — Мы на Парба собрались посмотреть, а не на меня!
— А чего на меня смотреть… Вот ваша дочка — это да! А я… В подмётки ей не гожусь.
— Не тебе решать! — неожиданно возразила Ланирия. — Дурак ты, конечно, первостатейный, но хоть сделай разок умное лицо перед моей семьёй.
— Вот пусть умники и делают! Я — Парб Скала! Хороший или плохой — решайте сами, но какой вырос!
Запихав очередную ватрушку в рот, шут встал из-за стола и добавил:
— Пора мне! Спасибо за еду!
После этого под гробовое молчание он двинулся в сторону выхода. Уже возле кареты, чья-то мягкая ладонь остановила.
— А ты совсем не увалень! — сказала Ланирия. — Можешь называть меня Лан, как Король Шутов обозвал!
— Опозорился…
— Ещё чего! Мамины ватрушки похвалил, сёстрам и отцу «дулю скрутил»! Поверь! Они это оценили! Одни лизоблюды вокруг, а тут настоящий мужик! Приезжай ещё… И я к вам приеду. Только не стесняйся меня в школе, как в прошлый раз…
— Я себя стесняюсь. Рядом с такой красотой рядом.
— Зрение у тебя плохое, но я рада этому. Хороший ты, Парб!
Глядя, как отъезжает карета с шутом, Долорея обняла мужа, положив голову ему на плечо.
— Знаешь, что? — спросила она.
— Не знаю, но, как всегда, согласен полностью, — ответил казначей.
— Меня интересует только один вопрос… Глядя на этого здоровяка, пришла в голову мысль…. Кто быстрее появится — наш очередной ребёнок или станем бабушкой с дедушкой?
— Понравился?
— Так же, как и тебе!
— Тогда, дорогая, надо торопиться, чтобы не запутаться в родственных связях! Кровать постелена!
— А дела?
— Подождут! Не хочу, чтобы младшенькая родила быстрее тебя — странная статистика получится!
— Казначей! Сухарь! Цифроед!
— Да, любимая… Но за это и нравлюсь?
— В нашем роду все ненормальные! Я — не исключение! И… ты прав — стоит поторопиться!
44. Право на выбор
Зима… Мокрый снег превратился в пушистые лохмотья, невесомо падающие с неба, скрыв под своим ковром подмёрзшую грязь и заставив сделаться дни более светлыми. Особенно радовался концу осени Штих Хитрован, так как вместе с ней закончилась и его обязанность вкалывать трубочистом. Жизнь шла своим чередом, практически не подкидывая нам неприятных сюрпризов. Ланирия незаметно стала нашим «внештатным сотрудником», часто не просто изменяя сценки, но и выдумывая новые, что было незаменимым подспорьем перед надвигающимся Праздником Зимы, который мы ждали с внутренним напряжением, понимая, насколько важен он не только в плане продвижения по служебной лестнице дворца, но и для возможности попасть в Харию — место, теперь все уже были уверены, нахождения Камня Душ.
Всё бы ничего, только два мира во мне всё больше конфликтовали, и даже вмешательство архимага, хоть и давало отсрочку неизбежному, но именно отсрочку. Я всё чаще проваливался в забытьё, не понимая, где нахожусь — на Земле или в Маллии, несколько раз чудом останавливаясь в последний момент перед тем, как начать корёжить сущность этого мира. Такое раздвоение личности не приносило душевного спокойствия, а если учесть, что и «заразившиеся» от меня почувствовали первые изменения — магия их брала всё меньше и меньше, то понятно, насколько вопрос о лечении «двумирья», как назвал это состояние Кортинар, был важен. Хрен с этим Камнем Душ! Тут бы всю Маллию не угробить! Демовилур Ситгульвердам молчал, ни разу не появившись в пентаграмме. Почему? Игнорирует или проблема настолько серьёзна, что решить её быстро не получается?
Не стоит всуе поминать демона.
— Илий! Сит объявился! — материализовался в комнате Харм. — Одевайся и — к Хозяину!
— Будь осторожен, дорогой, — сев на кровати, попросила Фанни. — Постарайся без споров и поединков. Душа не на месте. Жаль, с тобой нельзя…
Ничего не сказав, обнял её и, быстро приведя себя в порядок, дал Чернышу отмашку.
Знакомый зал со светящейся пентаграммой. Демовилур сидел около неё на полу, скрестив все четыре руки, отчего казался связанным верёвками с большим причудливым узлом на груди.