— Спасииитеее… — промычала побагровевшая девушка. — Убиваююют…
Охранник и лекарь с трудом расцепили объятия расчувствовавшегося Большого, дав Цветочку свободно вздохнуть.
— Ошалел, идиот?! — немного придя в себя, накинулась пигалица на благодарного веренгца. — Мозги где твои?! Думай, кого и как хватаешь!
— Извини… — потупился он. — Не рассчитал.
— Пусть тебя в следующий раз другие спасают — опасно это, оказывается, для жизни. Что за люди пошли?! Один одежду рвёт и лапает, а другой душит!
— Кто лапает? — нахмурился Большой. — Убью скотину!
— Не стоит, — спокойно произнёс лекарь Мениус. — Она не так всё поняла. Илий её жизнь пытался таким образом сохранить, так как Фанни недалеко ушла от тебя по пути Смерти, безрассудно кинувшись на помощь.
— Илий? Кто ещё?
— Многие помогали… Кроме веренгцев, — ответил охранник. — Ваших Хваталка в сторону отвела, чтобы никто из них не пострадал.
— Всех? — неверяще переспросил Парб. — И послушались?
— Легко.
— Суки…
— Не стал бы так категорично выражаться, — возразил лекарь. — Они просто отвели от себя угрозу смерти, здраво рассудив, что помочь ничем не смогут.
— Они рассудили, а другие спасали! Поэтому вот она — героиня! — показал Большой пальцем на Цветочек. — А эти — суки!
— Надеюсь, что проблем ждать не стоит? — прокомментировал диалог Магистр.
— Не боись, Хохотун. Морды бить не пойду, но память у меня хорошая.
— Вот и славно! А теперь выметайтесь — скоро ужин. Да! Мениус, поправь моему ученику нос — опять испортил, недотёпа.
* * *
Нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
Стоим, ожидая развязки. Вот, растолкав нас, промчался начальник школы, ругаясь последними словами, и захлопнул дверь перед моим лицом. Опять тихо… Только мухи и комары жужжат, разбавляя гнетущее молчание.
Наконец, на крыльцо вышел Большой, обнимая малявку.
— Живы! Спасибо Творцам и… Вам! — громко возвестил он, неожиданно поклонившись.
— Брат! — попыталась кинуться ему на шею Марамба.
— Брат? — выставив руку вперёд, остановил её Парб. — Для Фанни — да! А ты тут с какого боку? В колодец лезла? Верёвку тянула? Или, может, к жизни вернуть пыталась? Мне всё рассказали!
— Мы из Великой Веренги, а значит, братья и сёстры!
— Нет, Хваталка. В гробу я видал таких родственничков!
— Не поняла… Грязную зарнийку в сёстры записываешь, а от своих нос воротишь?
— Ещё раз так назовёшь мою сестру — твой сломаю! А это очень больно — знаю по себе!
Марамба отступила на шаг и скептически оглядела Большого.
— Ты понимаешь, что сейчас сделал? Приравнял нас, веренгцев, к этому быдлу из Зарнии! Что скажут на Родине, узнав об этом?
— Не твоё дело! А за оскорбление Фанни… Обещал Магистру драк не устраивать… Может, кто вместо меня влепит?
Недолго думая, я, взяв в плотный захват шею Хваталки, с чувством прошептал:
— Про нос он абсолютно прав, но можно и ещё больнее! Хочешь?
— Нэууу.
— Тогда срочно извинись! И не дай боги, не услышу искренности в твоём голосе.
Вняв предупреждению, Марамба прошипела:
— Хочу извиниться. Была неправа.
— Громче! — потребовал кто-то. — На задних рядах плохо слышно!
— Извините!
— Ещё громче! — стал куражиться народ, наблюдая такую непривычную картину.
— Хватит! Ты услышана и можешь идти отсюда, — не дал развиться «шоу» Большой. — И я тоже перед Фанни хочу извиниться при всех! Прости, сестрёнка! Виноват! Я ж тебя, а ты ко мне… Вину свою навсегда запомню! Последней сволочью буду, если хоть один волос упадёт с твоей головы!
После этих слов великан встал на колени и склонил перед девушкой голову.
— Ты только опять в колодец не лезь, обалдуй, — в своей манере приняла извинения карлица. — Вытаскивай потом вас…
Сегодня ночью Парб переехал на койку у двери. Ну, как переехал? Перетащил свою и поставил рядом с моей и Цветочка, немного подвинув лежанку Штиха, с его разрешения, конечно.
С этого дня среди учеников произошла перестановка сил. Два основных лидера — я и Большой — оказались в одной компании вместе с малой, имеющей после событий у колодца тоже неслабый авторитет, и Штихом Носачём. Были и другие, но они являлись больше статистами, просто примкнув к самым сильным, дабы не попасть под власть веренгцев, у которых заводилой стала Марамба Хваталка. Парб полностью отстранился от земляков, да и они игнорили его по полной, вычеркнув из своих рядов.
Однажды вечером, расположившись на бревне в уютном закутке на территории школы, мы расслаблялись, молча перекидываясь в картишки, колоду которых я выпросил у Кортинара.
— Ещё три недели и домой… — грустно вздохнул здоровяк.
— А чего такой нерадостный? — спросил я. — К своим же, как и мечтал, вернёшься.
— К своим? Да нет теперь «своих». Узнав, что я с вами якшаюсь, от веренгцев отказавшись, загнобят, а то и повесят. Придётся сбежать по дороге и снова разбойничать идти…
— Ты был разбойником? — поинтересовался Носач.
— Ну, не совсем, чтоб был — «баловался» немного, время от времени деревню покидая. А что делать? Жрать нечего, а мне много надо. Потом барону Базерсу на глаза попался, и он в шуты меня определил. Думал, что повезло — баронские харчи не чета крестьянским… Сам-то, Штих, как сюда попал? Тоже с «золотого блюда» поесть захотел?
— Не, — шмыгнув большим носом, спокойно ответил он, — меня мать продала.
— Это, как?! — охренел я от подобного выверта.
— А так. Работала она у одного мага в услужении. Женщина красивая — тот и запал. Через пару лет меня с ним «наработала». Говорит, что он даже хотел официально усыновить, но тут облава на магов случилась и моего отца поймали. Куда делся — не знаю.
— Облава на магов?
— Ты, Илий, не удивляйся. После того, как Первая Советница своей силой архимагов одолела, она издала указ явиться всем, владеющих Высоким Искусством, во дворец. Некоторые послушались и пошли, а вернулись уже бездушными. Остальные, глядя на них, в бега подались. Многие в других королевствах осели, а кто-то, как мой папаша, затихарились по мелким, глухим деревушкам. Не помогло. Его, кстати, одним из последних выловили. Мать не тронули. Вернулась она к родственникам и мужичка себе нашла, который умудрился ещё троих деток заделать, а потом его бревном придавило. Деревня небогатая, а налоги большие… Одной не справиться. Поплакала она, погоревала и меня маркизу Стробышу продала. Такие уродцы всегда в хорошей цене. Я её не виню — тут либо всем четверым детям с голоду дохнуть, либо одного сына лишиться. Да и жил я хорошо — читать, писать учили, ел вкусно. А как стал совершеннолетним — сюда отправили.