Возраст третьей любви - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 88

Все, что произошло с той минуты, когда красный след от ракеты развеялся в безоблачном небе, слилось в один невыносимый гул, в котором он не различал теперь ни слов, ни событий.

Мартынюк тряс его и хлопал по плечам так, как будто проверял, не мерещится ли ему, действительно ли его отрядный врач стоит перед ним на пустынном берегу, словно вернувшись с того света.

– Ну, Юра, – повторял он, – ну ты… Ну мы уже… Е-мое, Валентиныч, в какой же рубашке ты родился, а?!

Он слышал Игоревы слова, даже, кажется, что-то отвечал, пытался улыбаться. Но чувствовал только одно: Женин взгляд, пронзающий ему спину, как выстрел.

К счастью, никто и не требовал от него бурного восторга. Наверное, ребята решили, что лучше не приставать к человеку сразу после всего, что с ним произошло, и оставили расспросы до лучших времен.

– Ты только своим сразу позвони, в Москву, – сказал Игорь. – Мать телефон оборвала. Мы уж и так, и этак: в командировке, дескать, на спецзадании, нет возможности позвонить. Не верит! Вот же сердце у них, правду говорят…

Он чувствовал Женин взгляд в полутьме вертолета, хотя она сидела у него за спиной, среди ребят, и, кажется, о чем-то разговаривала с ними, что-то отвечала на их вопросы.

Он чувствовал ее взгляд, выходя из «Ми-8» на летном поле в Южном.

И чувствовал его теперь, поднимаясь по ступенькам к себе на шестой этаж. Хотя ее уже не было…

Ее не было, и Юре казалось, что сердце у него вырвали с корнем и вместо сердца осталась страшная, ничем не заполнимая яма.

Ключа у него, конечно, не было. Юра смотрел на дверь своей квартиры, одну из десятка таких же дверей в длинном коридоре малосемейки, и не мог понять, куда он пришел и зачем. Ему не верилось, что из этого дома он вышел, и еще меньше верилось, что это было всего неделю назад.

Дверь распахнулась, как только он коснулся кнопки звонка.

Оля вскрикнула и в ту же секунду прижалась к нему, обхватила его за шею и заплакала. Это было самое невыносимое, но надо было выдержать и это. А он не мог…

– Потом, Оля… – сказал Юра, осторожно отстраняя ее от себя и проходя в комнату. – Потом, пожалуйста, прошу тебя… Я устал.

Он сел на диван, бессмысленным взглядом уставившись на свои сапоги, которые не снял в прихожей. Потом поднял глаза – так тяжело, как будто по пуду земли лежало на каждом веке.

Все вещи стояли на своих местах, как монолиты. Белые листки с какими-то записями разбросаны были по столу – наверняка в том самом порядке, в котором он оставил их, уходя. Девять коричневых бунинских томов стопкой высились рядом с листками.

Оля молча замерла в дверях комнаты и смотрела на него, не подходя. Он едва различал ее лицо и не понимал, что оно выражает.

– Я устал, – повторил Юра. – Оля, я устал. Ты… уйди пока, хоть ненадолго, пожалуйста, хоть ненадолго… Я полежу немного, потом…

Не дожидаясь ее ответа, так и не сняв сапог, он лег на диван, медленно закрыл глаза. Но и это не помогло. Сквозь сомкнутые веки он видел все то же: Женины глаза, переливающиеся светлым и нежным холодом, как поверхность агата на срезе.

Сердце у него разрывалось от страшной, уже ставшей физической, боли, и Юра хотел сейчас только одного – чтобы оно разорвалось совсем, навсегда, чтобы не надо было больше выдерживать эту муку.

Он отпустил такси на Ленинградском проспекте и пешком пошел к арке, ведущей во двор, – все ускоряя шаг, почти бегом.

И об этом ничего нельзя было сказать, потому что все уже было сказано, уже было написано о том, как взрослый сын возвращается в родительский дом из своей далекой жизни – как Николенька Ростов на Поварскую…

Но Юрий Валентинович Гринев не думал сейчас обо всем этом и не помнил. Он шел к себе домой, он шел по улице любимого своего города, и это вмещало в себя так много, что не оставалось места для слов.

И все это: мамины поцелуи, восторженный визг Полинки, бросившейся ему на шею, папина улыбка и Евин счастливый взгляд, – все это не умещалось в слова, а умещалось только в слезы, а слезы он сдержал.

– Ты так переменился, Юрочка…

Ева смотрела на него тем любимым взглядом, в котором беззащитность знакомо соединялась с глубокой поволокой.

– Почему? – улыбнулся он, глядя на сестру. – А ты совсем не переменилась.

Они сидели за столом на кухне. Было уже поздно, родители легли, а Полинки, наоборот, до сих пор не было дома. Юра с Евой ожидали ее возвращения, тихо разговаривая вдвоем на кухне.

– Я не знаю почему… – Ева тоже улыбнулась и коснулась ладонью Юриных волос, провела по ним от макушки до лба, как делала это, когда он был мальчишкой, младшим братом. – Ты как будто старше стал, печальнее. И у тебя какая-то тяжесть в глазах, ты знаешь? – ответила она. – То есть не в том смысле, что взгляд тяжелый, а вот как будто ты в себе что-то держишь. Я ошибаюсь? – сказала она и, не дождавшись ответа, осторожно спросила: – Это после того, как тебя на льдине унесло, да?

Сестра была единственной, кто знал, что месяц назад его унесло на льдине в залив Мордвинова. Она была дома одна, ей Юра позвонил, как только его нашли, и Ева клятвенно пообещала ничего не говорить родителям. И, конечно, сдержала обещание.

– Что же ты делал все это время? – переспросила она, потому что Юра по-прежнему молчал.

– Что делал? – усмехнулся он. – Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет.

– Под каким еще навесом? – удивилась было Ева, но сразу же догадалась: – Ты что, полюбил кого-нибудь, Юрочка?

Конечно, странно было бы думать, что Ева не узнает бунинской фразы. У нее была прекрасная память, а «Солнечный удар» они когда-то, в совсем ранней юности, прочитали одновременно. Просто Юра перечитывал его все время после своего возвращения…

– Когда ты с Левой своим распишешься? – спросил он вместо ответа.

– Скоро, – ответила Ева. – Даже прямо вот-вот, пока ты здесь. Ты же побудешь еще, да, Юра? Да мы никакой свадьбы все равно устраивать и не собираемся. Он давно хотел, это я что-то… Но теперь уже точно распишемся! Лева хороший человек, правда?

– Правда, – кивнул Юра.

Нельзя сказать, что Евин жених произвел на него большое впечатление: он показался Юре каким-то невыразительным – не внешне, конечно, а внутренне. Ничего нельзя было понять по его бархатному взгляду, по точно рассчитанным жестам, приятному голосу и предупредительному поведению. Весь он был гладкий, как обкатанный волнами бутылочный осколок, не за что взгляду зацепиться.

Впрочем, Юра подтвердил бы сестре ее мнение, даже если бы Лев Александрович Горейно показался ему полным ничтожеством. Мама уже рассказала ему, что Лева души не чает в Еве, готов исполнить любое ее желание и дня без нее прожить не может. И все это после Дениса Баташова, который всячески демонстрировал Еве ее ненужность! Тут уж все скажешь, что она захочет услышать…