— Поферь мне, в нем нет ничего особенного. Но он не оччень приятный человек. Да, совсем не приятный. И он никогда не любил твоего дядю.
— Почему? — спросила Марта, взяв еще один кружочек маринованного лука.
— Это длинная история. А фам еще нужно сделать домашнее задание. Как бы то ни было, проблема в том, что если он узнает про лес, то захочет вырубить его и сделать на нем деньги. Если бы он так не боялся того, что может быть в лесу, он бы сделал это прямо сейчас. Он уже владеет половиной Флома. Лыжные базы, дома отдыха. Он самый богатый человек в деревне. И он всегда хотел разузнать что-нибудь про лес. Так что, если он что-то узнает, у нас будут проблемы. Существуют древние законы, которые касаются подобных вещей. Законы, насчитывающие сотни лет и фосходящие к временам короля Хокона Доброго, первого христианского короля Норвегии. Законы, касающиеся знания о злых существах и никогда не подфергавшиеся пересмотру. Мы должны быть очень осторожны.
Тетя Ида отвлеклась, заметив, что Марта берет еще один кусочек маринованного лука.
— Марта, хватит кусочничать. Оставь место для оленьего мяса. Честное слофо, что у тебя за страсть к маринадам?
Марта пожала плечами.
— Они вкусные, — сказала она. И правда, для Марты это была самая приятная вещь в Норвегии. Маринады были здесь повсюду. Маринованные ягоды, маринованные орехи, маринованный лук, маринованные огурцы, маринованные корнишоны. И она ела их при каждом удобном случае.
— Ну, ладно. Итак, когда вы будете делать домашнее задание, вы не должны ничего писать про существ, жифущих в лесу. А когда вы пойдете в школу, вы не должны никому рассказывать, что ваш дядя вернулся. Это оччень фажно.
Сэмюэль откинулся на стуле, держась на одних носочках.
— Значит… вы хотите, чтобы мы врали?
Тетя Ида крепко зажмурилась, словно ей в лицо только что плеснули водой.
— Ну, вы не будете врать, вы просто скажете не всю правду.
Сэмюэль кивнул.
— Угу. Так я и думал. Мы должны врать.
Тетя Ида начала нервничать:
— Нет, это… Ты не можешь сидеть спокойно?
Как только она строгим голосом произнесла слово «сидеть», случилось нечто поразительное. Дядя Хенрик уронил свой мясной нож и упал на корточки, упершись руками в пол. Из угла его рта свесился язык, и он часто задышал, будто бы изображая собаку. Но если он и изображал собаку, то получалось у него это слишком хорошо, и в глазах дяди Хенрика не было и намека на шутку. Если честно, в глазах дяди Хенрика не было и намека на дядю Хенрика. Создавалось впечатление, что он впал в транс и на какое-то время совершенно забыл о том, что он человек.
Но тетю Иду это, кажется, не слишком обеспокоило. Она только закатила глаза, как будто это было абсолютно нормальное происшествие.
— Что такое с дядей Хенриком? — спросила Марта, которая смутилась настолько, что перестала грызть свой маринованный лук.
— С ним все в порядке? — добавил Сэмюэль.
— Да, да, — ответила тетя Ида, вздохнув. — У него уже была пара таких припадков сегодня.
— Припадков? — переспросил Сэмюэль. Он вспомнил, как его мама говорила, что у его дедушки были «забавные припадки». Но Сэмюэль был уверен, что забавные припадки дедушки не включали сидение на корточках на кухонном полу и собачье пыхтение.
— Когда вы еще спали, я обнаружила дядю Хенрика лежащим в собачьей корзине, — сказала тетя Ида.
Когда она произнесла слово «корзина», дядя Хенрик склонил голову набок и наградил ее преданным собачьим взглядом, после чего устремился на четвереньках к корзине. Марта взвизгнула, когда он чуть не наступил на нее, а Сэмюэль спрыгнул со стула, освобождая ему место. Но дядя Хенрик пронесся мимо кресла-качалки и, запрыгнув в собачью корзину, улегся там. Конечно, она была для него слишком тесной, и он довольно нелепо в ней смотрелся. Его голова свешивалась через край, а ноги торчали наружу. И все-таки, несмотря на то что ему было очевидно неудобно, он еще ухитрялся вылизывать ладони, словно это были подушечки лап, которые следовало умыть.
— Хенрик! — закричала тетя Ида. — Хенрик! Вылезай оттуда! Ты не собака! Хенрик Крог, немедленно вылезай из корзины. Хенрик? Хенрик? Ты слышишь меня?
И тогда Сэмюэль с Мартой увидели, как веки дяди Хенрика задрожали, как будто он пробуждался от дурного сна.
— Ох, — произнес он устало, принимая сидячее положение, более подобающее человеку. Он сильно покраснел, осознав, что Сэмюэль с Мартой наблюдали всю эту сцену. — Это снова случилось, да? Я думал, я все еще…
— Да, — ответила тетя Ида, поглаживая его по руке. — Но ты не волнуйся. Теперь ты снова с нами. Все будет хорошо. Я уверена. Да, все будет хорошо.
Запеченное оленье мясо и брусничный джем
Сэмюэль посмотрел на свою тарелку с запеченным оленьим мясом и брусничным джемом и задумался, привыкнет ли он когда-нибудь к стряпне дяди Хенрика. Серьезно, кому могло прийти в голову положить мясо и джем на одну тарелку? Если бы его мама и папа не погибли, они бы с Мартой по-прежнему были в Англии и ели нормальную еду. А потом, пообедав нормальной едой, он бы поднялся наверх и занялся чем-нибудь столь же нормальным. Например, поиграл на компьютере, или почитал книгу, или поехал на велосипеде к дому Джозефа. Джозеф был его лучшим другом. Раньше был. Но мог ли он надеяться на то, что сможет остаться с кем-нибудь лучшими друзьями, находясь в другой стране?
— Дафай же, — сказала тетя Ида, заметив, что Сэмюэль даже не взял в руку вилку. — Остынет.
Так что Сэмюэлю пришлось приступить к еде, и на вкус она оказалась далеко не такой ужасной, как он ожидал. И ни он, ни Марта ни разу не упомянули в разговоре о забавном припадке дяди Хенрика. Они не хотели смущать его еще сильнее, потому что очень его любили. У него был более мягкий характер, чем у тети Иды. Казалось бы, они не должны подходить друг другу, но каким-то образом — как запеченное оленье мясо и брусничный джем — у них получался прекрасный союз.
— Ну, — сказал Сэмюэль, — если нам нельзя говорить про лес, то, может быть, мы поговорим о лыжном спорте? Почему вы не хотите принести с чердака свою медаль, чтобы все могли на нее посмотреть?
Видите ли, в молодости дядя Хенрик был прыгуном на лыжах с трамплина, и довольно хорошим: он выиграл серебряную медаль на Олимпийских играх.
Дядя Хенрик тихо рассмеялся и покачал головой.
— Нет, думаю, это ни к чему. Пусть лучше остается на чердаке… Да и в любом случае, кто здесь будет на нее смотреть?
Это было разумное замечание. Действительно, сюда не приходил никто, кроме почтальона, а в последние два дня и его не было, так что тетя Ида сама ездила за письмами на почту в Флом.
— Мы будем на нее смотреть, — сказал Сэмюэль. — И будет так круто, если мы повесим ее на стене.
«Лучше, чем все эти дурацкие горные пейзажи», — подумал он, но не сказал этого вслух.