Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ципко cтр.№ 129

Страница

Складывается впечатление, что якобы воцерковленные люди, славящие коммунистические идеалы, не имеют не только представления о сути марксистского учения о коммунизме, но и представления о моральной сути христианства.

Нет, наверное, в данном случае смысла спорить с российскими депутатами, протестующими против попыток «ставить на одну доску» Сталина и Гитлера, приравнять ГУЛАГ к Освенциму. Из личного общения с нашим депутатским корпусом знаю, что редко кто из них, профессиональных политиков, всерьез изучал идеологию фашизма. Самое интересное, что и среди депутатов мало кто обладает пониманием сути марксистской идеологии, учения о коммунизме, о диктатуре пролетариата. Скорее всего эти знания почерпнуты из хрущевского «Морального кодекса строителя коммунизма», в котором, как известно, было больше от христианства, чем от Маркса. Хотя, честно говоря, мне трудно понять, как устроена душа людей, которые говорят, что расстрелы людей в ГУЛАГе являются меньшим злом, чем убийство людей в Освенциме или Бухенвальде.

Неужели качество зла, греха перед Богом зависит от идеалов преступника, его мировоззрения? Неужели чекисты, расстреливающие в подвалах заложников, приговоренных к смерти просто во имя устрашения классового врага, меньше грешны перед Богом, чем эсесовцы, обслуживавшие газовые камеры в Освенциме? И действительно, человеку, стоящему на краю рва и ожидающему смерти, нет никакой разницы, во имя чего его убивают: во имя победы социализма, победы пролетариата или во имя победы «высшей расы». Ведь для миллионов жертв тоталитарных режимов все идеологии на один цвет, имеют один и тот же запах смерти. Штабеля трупов крестьян, их детей, и не только украинцев, умерших во время голодомора 1932-193 годов, умерших потому, что Сталин силой, при помощи красноармейцев отнял у них выращенное ими, их руками зерно, ничем не отличаются на экране от штабелей узников концлагерей, которые оставили после себя отступающие гитлеровцы. Не пойму, почему муки жертв большевизма, сталинизма являются меньшим злом, чем муки, страдания жертв нацизма? Вообще, на мой взгляд, в ответе на этот вопрос кроется тайна нынешнего русского мировоззрения. Еще раз повторяю, что в нынешнем русском мировоззрении куда больше от мировоззрения эпохи строительства коммунизма, чем от дореволюционного русского мировоззрения.

Но оставим в покое политиков. Им кажется, что протестуя против тех, кто «ставит на одну доску Гитлера и Сталина», они защищают достоинство России. Срабатывает еще и инстинкт самосохранения себя как публичного политика. Кандидат в депутаты в Государственную Думу потеряет сегодня все шансы на победу, если скажет, как это позволяют себе иногда руководители нашего государства, что идеалы коммунизма были не только «пустыми», но и вели к таким же преступлениям, как и гитлеровский режим. За нежеланием новой России знать страшную правду о преступлениях сталинской эпохи стоит подсознание, страх потерять основы веры в то, что наша история имеет смысл и, соответственно, у нас есть будущее. И чем ниже горизонт исторической памяти людей, чем ниже уровень знаний о культурных, духовных достижениях российской нации, тем больше людей раздражает правда о большевизме, о сталинской эпохе, о моральной и экономической несостоятельности марксизма и созданной на его основе советской системы.

Но как объяснить в целом положительное отношение к идеалам коммунизма у либерально настроенных людей, ценящих и свободу, и права личности? Меня поражает, что до сих пор всерьез говорят о красоте идеала коммунизма, о его изначальной ценности вполне состоявшееся в интеллектуальном отношении люди, не страдающие ни левым радикализмом, ни жаждой революционного переустройства жизни. Трудно понять, почему эти люди не видят, что марксистские идеалы действительно были «пустыми», что на самом деле никакого цивилизационного содержания в них не было. Может быть, для многих наших либералов близки идеалы коммунизма в силу их исходной антирелигиозной, атеистической начинки? Но ведь в идеалах коммунизма не было ни грана свободы. Неужели это не видно?

Если бы эти на первый взгляд здравые люди когда-нибудь всерьез и осмысленно отнеслись к учению Маркса о коммунизме, то они бы обнаружили, что за якобы их «светлым идеалом» стоит действительно пустота, голое отрицание того, что есть, что можно увидеть в живом мире, живой жизни. (Здесь в тексте я повторяю свои «открытия» конца 70-х). Все определение коммунизма, его так называемые «коренные черты» строятся через слова «нет», «без». Вместо всех, разных форм собственности – одна форма – общественная. Вместо всех различных классов и сословий – бесклассовое общество, трудящиеся. Вместо различных форм вероисповедания, религии – атеизм и марксизм как единственно научное мировоззрение. Достигнуть этого внутреннего, то есть тотального единообразия в организации производства, всей общественной жизни можно было только благодаря внешнему, благодаря тотальному насилию, тотальному контролю над поведением и поступками людей, чтобы, не дай бог, оно, это поведение не отклонялось от идеала. Неужели не понятно, что превратить разнообразный по своей природе мир в единообразный, где не будет различий ни в доходах, ни в образе жизни людей, невозможно без беспрецедентного насилия над ними? Русские коммунисты прибегали к неслыханному насилию над людьми во всей истории Европы, с чем, как мы помним, соглашался Ленин, ибо никогда в истории человеческой цивилизации до Карла Маркса не было такого радикального революционного учения. Если уж, кстати, говорить о различиях в теории революции большевиков и национал-социалистов, то они связаны только с различиями в претензиях на переделку мира. Все же русские марксисты были коммунистами, а немецкие фашисты были ближе к социалистам в своей эволюционной программе обновления экономики.

Ведь надо понимать, что именно коммунистический идеал, идеал Гракха Бабефа, выдвинувший альтернативу «равенство или смерть», лежит в основе марксистского учения о будущем коммунистическом равенстве. Маркс, как известно, был противником добровольной кооперации собственников, которая лежала в основе социалистических учений, в частности, в учении Фурье о фаланстере. Марксизм нес в себе на самом деле бабувистский протест против всего, что ведет к неравенству. И именно этот марксистский максимализм во всем, что касается устройства будущей коммунистической ассоциации, оказался по душе большевикам, русскому революционному социализму, как раз одержимому этой жаждой равенства во что бы то ни стало. Но этот соблазн «абсолютного равенства, – объяснял Николай Бердяев, – ведет к истреблению всех качеств и ценностей, всех возвышений и подъемов, в чем – дух небытия. Бытие начиналось в неравенстве, в возвышении качеств, в индивидуальных различиях… Атеистический социализм, мнящий себя новой религией, есть, конечно, религия небытия…» ^[391]

И, честно говоря, я и сейчас не пойму, чем это учение Карла Маркса о коммунизме могло привлекать на протяжении более ста лет интеллигенцию, а в наше, советское время – шестидесятническую интеллигенцию. Что было такого светлого в идеалах социализма, что мог, как говорят до сих пор наши шестидесятники, исказить и извратить Сталин? Учение о коммунизме могло стать привлекательным для паупера, для человека, у которого нет крыши над головой. Главное, что было в идеале коммунизма, – и общественная организация труда по военному образцу, и равное распределение производимых благ – могло соблазнить только отверженного, отчаявшегося человека, оказавшегося на дне общественной жизни и не способного своими собственными силами обеспечить себе достойную жизнь. Точно так, как бездомный в эпоху Средневековья считал за благо оказаться на зиму в тюрьме, лишь бы иметь крышу над головой, так и пауперизированный пролетариат готов был принять крепостничество коммунизма, лишь бы не умереть от голода. Надо знать, что на самом деле учение о коммунизме так, как оно было сформулировано в «Манифесте коммунистической партии», полностью воспроизводило учение о «всеобщем благоденствии» Гракха Бабефа, сформированного им в знаменитом «Манифесте плебеев». У Гракха Бабефа, основателя коммунистического утопизма нового времени (как говорил сам Гракх Бабеф, коммунизма, рожденного «ужасающей нищетой рабочего класса»), Карл Маркс позаимствовал и идею общественной организации труда в пределах всего общества, идею создания трудовых армий, и идею равного распределения всех благ независимо от их реального участия в производстве. Ленин в своей статье «Три источника и три составных части марксизма» не сказал о самом главном, о том, что «коренным» (выражаясь в терминологии Сергея Кара-Мурзы) столпом учения о коммунизме был «Манифест плебеев» Гракха Бабефа. В молодости в своих «Экономически-философских рукописях 1844 года» Маркс действительно подверг беспощадной критике «вульгарный коммунизм» Гракха Бабефа, обращал внимание на необходимость цивилизационного «положительного упразднения системы собственности». Но спустя четыре года, ощутив себя идеологом и вождем назревающей пролетарской революции, Карл Маркс берет на вооружение учение Бабефа о революционном, насильственном ниспровержении и частной собственности и созданной на ее основе цивилизации.

Страница