– Да, но родители дают мне для чтения книги вне школьной программы.
– Ох и строгие они у тебя, наверное.
– Да. Ученые. Поэтому очень дисциплинированные.
Селестия улыбнулась. От радости сближения с одной из самых загадочных девочек школы она и не заметила ее отсутствующего вида и сосредоточенности на своих размышлениях.
* * *
– Я часто думаю, что все мы однажды умрем. Вот как мой дядя. Он был полгода назад, а потом раз – и нет его. Просто не стало.
Мысли о вечном и временном, жизни и смерти приходили в голову Авроре обычно ближе к ночи, и сонная Селестия за четыре года дружбы успела к этому привыкнуть. Но нечасто удавалось услышать о семье лучшей подруги. Она укрылась одеялом до самого подбородка и повернулась в сторону окна. Аврора лежала на спине, задумчиво уткнувшись в потолок.
– А давно он умер? – робко поинтересовалась Селестия.
– Когда мне было девять. До сих пор не могу поверить в это. Что он взял и исчез, и никак его уже не увидеть. А все, что он делал и планировал сделать, потеряло смысл. – Она повернулась к подруге лицом. – Когда я думаю об этом, мне становится так страшно. И я… не хочу верить в то, что мы просто возьмем и исчезнем. Или переродимся. Это…
– Лишает нашу жизнь смысла?
– Потому что все, что мы делаем, тогда бессмысленно. Ведь если с перерождением мы нынешние исчезнем… Если наши дорогие воспоминания, достижения и чувства просто испарятся и все начнется сначала или, что еще хуже, вообще исчезнет без следа, то… какой во всем этом смысл? Я просто… Я очень хотела бы верить в то, что мы не бессмысленные случайности. Что мы имеем большее значение. Мы ведь такие уникальные. Я просто не хочу верить, что вид вроде нашего живет так мало, а потом бесследно исчезает. И если… если душа есть, если она действительно бессмертна, то это доказательство того, что мы больше, чем думаем о себе.
– Я тоже хочу верить в то, что мы в этом мире не зря. Но если верить науке, то мы все – случайности. Появились из ниоткуда и исчезнем в никуда.
– Странно слышать это от тебя.
– Это мой взгляд со стороны. Но в душе я так не считаю.
Селестия закрыла слипающиеся от усталости глаза и испустила облегченный вздох.
– Ты слышала об апрельской революции в Афганистане? – услышала она.
– И?
– Как думаешь, много человек погибло?
– Не знаю.
Наступила тишина. Если за четыре года Селестия в чем-то и убедилась, так это в том, что если Аврора после серии вопросов резко замолкает, то стоит побеспокоиться или хотя бы не остаться безучастной:
– А почему ты спрашиваешь?
Аврора взглянула на нее украдкой. После недолгого молчания ответила тихонько:
– Как думаешь, когда все это закончится? Войны, революции, перевороты и восстания.
– Никогда, судя по всему. Эти мужчины не знают мира. Ради денег глотки друг другу перегрызут. А нас, женщин, в политику не пускают, мол, не женское это дело. Что именно? Убивать?
Аврора протестующе поморщилась.
– Помню-помню, – ухмыльнулась Селестия, откидывая одеяло. – Не все такие. Только ты сама этих «не всех» хоть раз видела?
– Мой отец. Мой дедушка, – тише отвечала Аврора. – А еще Люк.
Селестия пристально вглядывалась в ее вечно отрешенное выражение лица. Притупив чувство зависти, она отвернулась и сдержанно ответила:
– Тогда тебе крупно повезло, потому что мой отец бил мою мать. И в пьяном угаре едва не задушил ее у меня на глазах.
Она услышала, как скрипнула соседняя кровать и зашуршало одеяло. Тихие босые шаги остановились у ее постели, на которую тихонько села Аврора. Селестия сглотнула ком в горле. Этого еще не хватало – вероятно, ее собрались жалеть из-за нелегкого прошлого, выпавшего ей как пуля в игре в рулетку. Почему-то, словно поранившийся ребенок в ожидании испуга взрослых, чтобы заплакать, она ощутила накатившую обиду в тот самый момент, когда услышала над ухом печальный вздох и почувствовала легкое теплое прикосновение на своем плече.
– Мне очень жаль, что он был таким… Зато у тебя очень хорошая мама.
– Спасибо. Здесь нет ничего такого. Мне только очень жаль маму. Она так и не нашла своего счастья. Не то чтобы мужчина обязательно должен быть воплощением этого самого счастья, но она заслуживает любви человека, который будет ее уважать и понимать.
– Конечно, – Аврора поглаживала ее по плечу, – но, хоть и медленно, мир меняется к лучшему.
Селестия села на кровати и подставила за спиной подушку.
– Не знаю, доживу ли до этого. Ты вот о войнах и массовых смертях, а люди даже уважать друг друга не могут из-за отсутствия у некоторых отростка между ног.
Аврора смущенно хихикнула в кулак.
– Но ведь…
– Не все такие. Да, точно. – Селестия закатила глаза. – Мифические «не все такие». Где-то я их видела… Ах да, в мультфильмах.
– Ну же, Си, не будь занудой. Уверена, однажды ты встретишь такого. Как минимум такого же умного и уважающего людей независимо от их происхождения во всех смыслах этого слова.
– Я разве говорила, что хотела бы себе парня? Нет уж, дудки! – Она подняла ладони, словно сдаваясь. – А вот у вас, мисс Клюдер, кажется, намечается роман с многоуважаемым… Как его там…
– Люк. И мы просто друзья.
– Ты можешь держать в дураках всех, но только не свою лучшую подругу. Знаю я, чем обычно заканчивается такая дружба. В фильмах видела.
Аврора лишь сильнее засмущалась, чувствуя, как щеки обжигает румянец. Селестия, как и всегда, зрила в корень и была слишком прямолинейна. Аврора и не заметила, как за время общения с набирающей уверенность в себе красноречивой подругой стала на ее фоне тусклой и непримечательной. Это вовсе не расстраивало ее, а, напротив, расслабило: ей больше не приходилось учиться и отвечать под гнетом любопытных восхищенных взглядов. Большую часть внимания в их дуэте теперь неосознанно забирала Селестия. Но Аврора была этому только рада.
* * *
Аврора и Селестия окончили институт в 1980 году и в возрасте 19 лет поступили в научный Институт Роберта Коха в Берлине. Но не они одни пришли туда из Шлосс Витгенштейн. Селестия нашла лишь одну причину поступления Люка Крауса в институт вирусологии – привязанность к Авроре, возникшая еще с подростковых лет. Это был на первый взгляд гиперактивный парень с каштановыми волосами и зелеными глазами, любящий подурачиться; живое доказательство утверждения, что девочки взрослеют раньше мальчиков. Однокурсники часто задавались вопросом, как мог шумный чудаковатый парень из среднестатистической семьи поступить в один из самых престижных институтов страны, и ответ пришел после первого же экзамена по математике, в котором он набрал высший балл.
Все чаще Аврора проводила время вместе с Люком, и настал день, когда Селестия сочла себя третьей лишней и решила остаться в стороне. Люк не вызывал в ней теплых чувств. Это было, скорее, раздражение с редкими легкими приступами злости. Несмотря на его природное дружелюбие, она не подпускала парня к себе дальше формальных приветствий.