Черный телефон - читать онлайн книгу. Автор: Джо Хилл cтр.№ 32

Доктор Фабер – хороший человек. Мы с ним обычно садимся на пол в его кабинете и все обсуждаем за игрой в «Страну конфет».

– Я слышал много безумных выдумок, но эта – самая безумная из всех, – говорит психиатр. – Считаешь, что «Макдоналдс» станет продавать испорченные гамбургеры? Да ты их засудишь, и они просто вылетят в трубу! – Он на секунду затихает, делая ход, и вновь подает голос, глянув мне в глаза: – Нам следует обсудить те неприятные ощущения, что ты испытываешь во время еды. По-моему, ты делаешь из мухи слона. Все дело в твоем воображении. Скажу больше: допустим, тебе досталась несвежая закуска, хотя я считаю это маловероятным – ведь «Макдоналдс» не заинтересован в судебных разбирательствах. И тем не менее… Видишь ли, порой люди умудряются съесть просроченную пищу, но, поверь, от этого не умирают.

– Знаете Тодда Дикки – игрока третьей базы? Он однажды слопал белку, – вспоминаю я. – Играл тогда еще в низших лигах. Белку сбил автобус бейсбольной команды, ну, он ее и съел на спор. На кону была тысяча долларов. Говорит, там, откуда он родом, спокойно едят белок.

Доктор Фабер молча таращится на меня, и его приятное округлое лицо искажает гримаса отвращения.

– А откуда он?

– Из Миннесоты. Белки там вообще основная пища, во всяком случае, так рассказывает Тодд. Тем больше денег остается на пиво и лотерейные билеты.

– Он что, съел сырую белку?

– Конечно, нет. Пожарил с консервированным чили. Сказал, что это были самые легкие деньги в его жизни. Тысяча баксов! Для начинающего бейсболиста – целое богатство. Десять человек скинулись на спор по сто долларов. По словам Тодда, с таким же успехом он мог съесть за деньги гамбургер в «Бургер Кинге».

– М-да, – вздыхает доктор. – Так вот, о «Макдоналдсе». Если уж Тодд Дикки без всяких последствий съел белку, которую соскреб с парковки (хотя я не рекомендовал бы тебе подобную диету), значит, и ты запросто осилишь БигМак.

– Угу…

Разумеется, я понимаю, о чем он. Доктор хочет сказать, что Тодд Дикки – крепкий молодой человек, профессиональный спортсмен, хоть и жрет всякую дрянь типа белок и гамбургеров, из которых жир так и капает. Он хочет сказать, что Тодд Дикки не умер, даже если слопал в «Маке» зараженную говядину. Спорить не стану. Другое дело, что я знаю Тодда. С этим парнем не все в порядке. С ним что-то не так, просто это не сразу заметно.

Когда дело доходит до третьего страйка, Тодд вечно прижимает ловушку ко рту и вроде как что-то в нее шепчет. Рамон Диего – наш перехватчик и один из лучших моих приятелей, говорит, что так оно и есть. Дикки смотрит на бьющего, когда тот подходит к пластине, и тихо бормочет: «Отбей или сгори в аду. Раз – и нету. Отбей или сгори. Или вали в задницу. Как угодно – отбей, гори, вали, пусть этот сраный чувак валит!» Рамон говорит, что у Тодда потом вся ловушка в слюнях.

Иногда я прислушиваюсь к разговорам парней, когда те рассказывают, сколько фанаток им удалось оприходовать. Конечно, мне не следует развешивать уши, однако куда деваться, если постоянно трешься вокруг спортсменов. Так вот, Тодд, один из лучших бейсболистов, истово верующих в пресвятого господа нашего, слушает их с перекошенным лицом. В глазах у него мелькает странное выражение, и порой его левую щеку начинает передергивать тик, а по скулам то и дело прокатывается непонятная рябь. Кстати, Тодд не подозревает о том, что происходит с его физиономией, когда начинаются такие байки.

Рамон Диего считает, что у Тодда не все дома, и я с ним согласен. Нет уж, пожалуй, обойдусь без белок, сбитых на парковке. Если выбирать между бездушным пьяным жлобом с кольтом сорок пятого калибра и шепчущим психованным убийцей с явными признаками дегенерата, – я выберу первого.

* * *

Папа умеет разбираться с моими проблемами: например, однажды взял меня с собой на выездной матч в Чикаго. Играть предстояло с «Уайт Сокс» за третье место. Мы тогда остановились в «Фор сизонс».

Ну что, заселяемся в номер с большой гостиной, в которую, друг напротив друга, выходят двери наших спален. До полуночи не ложимся, смотрим кабельные каналы. На ужин заказываем в номер фруктовые колечки. Это не я придумал – папа сам предложил. Он раздевается, оставшись в одних боксерах, и заваливается в кресло. Правую кисть по привычке запускает под эластичную резинку трусов. Вечно он так делает – только в присутствии мамы держится. Сидит, рассеянно поглядывая на экран телика. Подремывает. Показывают какой-то фильм, и я незаметно засыпаю. Пробуждаюсь, чувствуя, что папа поднимает меня с холодного кожаного дивана и переносит в мою спальню. Прижимаюсь к его груди, вдыхая родной запах. Не могу точно сказать, чем он пахнет – кажется, травой и землей, по́том и раздевалкой, и еще сладковатым запахом кожи взрослого мужчины. Наверное, так же пахнут трудяги-фермеры.

Папа выходит. Я лежу в темноте, и мне хорошо, несмотря на ледяные простыни. Правда, заснуть не удается – в уши бьет тонкий, пронзительный писк. Неприятный звук – примерно так перематывается пленка в видике. Сразу же начинают ныть коренные зубы. Все, сна ни в одном глазу. Меня встряхнул переезд из гостиной, а тут еще холодная постель. Приподнимаюсь, прислушиваясь к темному ночному миру вокруг. На улицах шумят колеса автомобилей; издалека доносятся гудки клаксонов. Прикладываю к уху радио-будильник. Нет, он тут ни при чем. Встаю с кровати, включаю свет. Должно быть, дело в кондиционере. Обычно в отелях кондиционер представляет собой железный ящик, подвешенный под окном, но только не в «Фор сизонс». Единственный компонент системы охлаждения воздуха – серую вентиляционную решетку – я обнаруживаю в потолке. Встав под ней, прислушиваюсь. Так и есть: источник непонятного писка – за решеткой. Голова моя уже не выдерживает, барабанные перепонки разрываются от боли. Вытаскиваю из сумки книгу, которую взял в поездку, и швыряю ее в воздуховод.

– А ну заткнись! Прекрати! Хватит!

Пару раз удается попасть в самую решетку; из одного ее угла выскакивает шуруп, и заслонка повисает набекрень. Кажется, я сделал только хуже – теперь кондиционер не просто попискивает. Он еще и тихо дребезжит – видимо, какая-то металлическая деталь ослабла от удара и дрожит в потоке воздуха. Из уголка рта вновь течет. Втягиваю слюну, бросая последний безнадежный взгляд на разбитую решетку, и, зажав уши, выбегаю в гостиную – лишь бы подальше от страшных звуков. Однако здесь писк еще сильнее. Деваться некуда, пальцы в ушах не помогают…

Писк гонит меня в отцовскую спальню.

– Папа, – шепчу я, вытирая подбородок о плечо, – можно лечь с тобой?

– А? Что? Да, конечно. Только имей в виду, я во сне порчу воздух.

Забираюсь под одеяло. Тонкий писк, разумеется, проникает и сюда.

– Что с тобой? – спрашивает папа.

– Кондиционер шумит. У меня болят зубы. Не могу найти, где он выключается.

– В гостиной, прямо у входной двери.

– Попробую, – говорю я и ползу к краю кровати.

– Эй, подожди, – придерживает меня папа. – Не стоит его выключать – все-таки мы в Чикаго, а сейчас июнь. Сегодня днем на улице было почти сорок. Мы с тобой подохнем от духоты.