Недоверчивый гвардеец ткнул череп пальцем в глаз.
— Действительно воск.
— Это камера ожиданий. Идемте дальше, — доктор нетерпеливо подтолкнул Орлова в спину.
Вторая комната казалась громадной. Она-то и занимала весь остальной подвал. Низкий сводчатый потолок и просторные крылья, отгороженные приземистой колоннадой из каменных глыб, создавали удивительную акустику. Каждый шаг звонко отдавался в голове, точно по полу цокали копытцами. Он звучал и внутри Алексея, и откуда-то со стороны.
— Страшновато? — Поеживаясь, спросил врач.
Алехан пожал плечами. Опий начал действовать, и Орлова охватило сонное равнодушие. Свечи в руке Крузе не хватало, чтоб озарить весь подвал. Стены терялись в темноте, от чего помещение казалось непомерно большим. В центре на расписном шелковом ковре, украшенном циркулями и наугольниками, стоял дубовый гроб. Когда-то он был весьма крепким, но обветшал и рассохся. Алехан подумал, сколько покойников опускали в него со времен царя Петра Алексеевича, и ему сделалось муторно на душе.
— А почему сюда нельзя положить восковую куклу? — Осведомился он, перешагивая через край, и устраиваясь на пыльных, траченных молью подушках.
— Череп в камере ожиданий нужен для размышлений о тщете сущего, — пояснил доктор, заглядывая в гроб сверху вниз. — Вам удобно, голубчик?
Орлов попытался вытянуть ноги. К его удивлению это удалось. Не с самого ли императора снимали мерку для гроба?
— А для церемонии нужен настоящий покойник, — продолжал зудеть немец. — Там все настоящее: и шпаги, и ножи, и кровь.
«Какая кровь?» — хотел спросить Алексей, но он уже засыпал. Стенки гроба стали стенами бездонного колодца, в который Орлов падал спиной вниз. Последнее, что он видел, оскаленные черепа четырех скелетов с подсвечниками в руках. Они салютовали ему, жидким светом заливая последний путь: все глубже и глубже, к центру земли…
* * *
Алексея разбудила песня. Тихая, но ритмичная, она сочилась откуда-то сверху в такт шагам, спускавшихся по лестнице людей.
Страшитесь вы, исчадья ночи!
Мы изгонять явились вас.
Мы смело вам заглянем в очи…
«А если надо, двинем в глаз», — живо досочинил Алехан. Им овладело безудержное веселье. Он лежал в гробу, к которому с серьезными минами двигалась целая вереница идиотов, вообразивших себя магами, наследниками вековой мудрости чухонских колдунов!
Страшитесь вы, исчадья ночи!
«Сейчас обмочусь от ужаса!» — Алехан разлепил глаза. Из темной подвальной залы ему хорошо была видна передняя, освещенная множеством свечей. В ней толпилась куча народу. Все пришедшие приветствовали неофита и просачивались во второе помещение, где стоял гроб.
Их голоса показались Алехану странно знакомыми. Постоишь в дворцовом карауле, привыкнешь узнавать важных господ по окрику. Орлов прищурился, стараясь рассмотреть присутствующих. Сделать это было тем легче, что гроб оставался неосвещенным, а каждый из прибывших держал в руке по зажженной свече.
Одеты они были чудно. Поверх расшитых золотом камзолов красовались смешные бабьи передники из белого атласа, расшитые циркулями. За поясом торчали такие же белые рукавицы. Сзади спускались плащи до пят, а через плечо были перекинуты голубые муаровые ленты с вышитыми цветами акации.
— Ну-с, господа. Надеюсь, нам ничто не помешает, — сказал рослый красивый мужчина, в котором Алехан не без удивления узнал Романа Воронцова, брата канцлера. Все считали его шалопаем, прожигающим жизнь в кутежах с бабами. Кто бы мог подумать, что он затешется в тайное общество! Где, кажется, играет не последнюю роль.
— Н-не б-бойся, Л-ларионыч, — отозвался другой брат, весь закутанный в алую мантию. — М-мои люди с-стоят по всему п-периметру п-парка. М-мышь не проскочит.
К своему ужасу Орлов узнал в заике Александра Шувалова, начальника Тайной канцелярии.
«Куда я попал? — В панике подумал Алексей. — Эдак сюда явится сама императрица и заскачет на метле!»
Императрица не явилась, зато ее изящный фаворит Иван Шувалов в чудной шляпе с высокой тульей и голубой муаровой накидке с наугольниками шествовал впереди неофита, неуверенно сходившего по лестнице.
Достаточно было взглянуть на журавлиные ноги посвящаемого, что бы понять, кто это. Великий князь Петр Федорович, наследник престола хватался за стены камеры ожидания растопыренными руками и тыкался, как слепой щенок из угла в угол. У него были завязаны глаза.
— Возлюбленный брат, — строго обратился к нему Шувалов. — Снимите вашу одежду и обувь и оставьте их на пороге в знак того, что вы отрекаетесь от всего земного и вступаете под наш кров таким же чистым, каким были в утробе матери.
Великий князь стал поспешно срывать камзол. Руки у него дрожали. Несколько пуговиц оторвались и со стуком покатились по полу.
— Вам завязали глаза, — продолжал Шувалов, — в знак того, что вы еще слепы, как новорожденный, для истинной жизни и не можете отличить добро от зла. В этой храмине вам предстоит пробыть некоторое время, готовясь ко второму рождению.
С этими словами Шувалов захлопнул дверь, оставив неофита в полной темноте. Через несколько секунд из-за стены раздались жалобные стоны и царапанье.
— Ничтожество, — сказал стоявший возле Романа Воронцова человек. Ростом он был пониже, а боками покруглее, но сходство между братьями проявлялось даже в интонации. — Какого государя мы всклепываем себе на голову!
— Крепитесь, друг мой, — возразил ему крупный лысый человек без парика. — Орден знавал разных государей и удерживался при всех. Даже, когда наши братья по одиночке становились жертвами их гнева, само братство не страдало. Необходимо обезопасить себя и на этот раз.
— Петр Иванович! — Вспылил канцлер. — Я не хуже вашего знаю, что головы указали на наследника, как на следующего императора. Но смею заметить, их слова были очень противоречивы. Они много твердили о женщине. Кто она? Мы должны это знать.
— Спокойнее. Спокойнее, — потребовал Роман Воронцов. К глубокому удивлению Алексея, человека, которого при дворе почти не замечали, здесь слушались беспрекословно. — На днях охота в Гостилицах у Разумовского. Если надо, второй претендент будет устранен. Братство связало свою судьбу с судьбой Петра Федоровича. Каким бы шутом он ни был. Государь-наследник в душе дитя. К тому же законченный алкоголик. Управлять им не сложно.
— При п-пмощи в-вашей дочери Елизаветы? — Съязвил Александр Шувалов.
— А вы сожалеете, что это не в-ваша п-племянница? — Передразнил «инквизитора» канцлер.
— Тише, тише, господа. Неофит может услышать, — унимал их кроткий фаворит.
— Здесь стены хоть из пушки стреляй, — рассмеялся Петр Шувалов. — При батюшке Петре Алексеевиче тут людей допрашивали, а не только в степени посвящали.
Все поморщились. В это время до собравшихся из камеры ожиданий явственно донесся тоненький плач. Великий князь в темноте и тесноте был близок к истерике.