Вызвать рвоту! Это ж тебе не проституток вызвать. У рвоты нет круглосуточного телефона.
Но мысль-то здравая. Спорить не стану.
Я засунул два пальца в рот, как можно глубже. Было неприятно, в горле что-то сжалось, нос заложило, но из глубин наружу ничего не вырвалось.
Вызвать рвоту! Да духов из потустороннего мира, наверное, легче вызвать.
Показалась Лада. Она несла в руках две прозрачные пивные кружки – в баре нашла, – наполненные водой.
– Пейте. Надо выпить всё, – и протянула мне угощение.
Я принялся утолять жажду.
– До конца, до конца, – подстегивала она, будто я пил за ее здоровье.
Через силу я проглотил всё.
– Попробуйте теперь. – Сделала шаг назад. Боялась, что и до нее долетит.
Я не собирался ее выгонять. Ведь я нанял ее и для этого тоже.
В этот раз мне не пришлось пролезать пальцами глубоко. Горло сковал спазм, глаза напряглись и налились. И с противным стоном из меня потекло что-то ярко-желтое.
– Это желчь, – пояснила Лада.
Кажется, я забрызгал свою рубашку.
Она подошла и принялась ее аккуратно с меня снимать. Она сказала:
– У меня папа бухал жестко. Поэтому я знаю, что делать в таких случаях. Доверьтесь мне.
Доверие – главный пункт нашего негласного трудового договора.
На втором потоке желчи стало меньше. А после еще одной полулитровой кружки теплой воды и пары-тройки надрываний над унитазом моя блевотина стала почти прозрачной.
Лада опустила стульчак.
– Вам нужно сходить… очиститься нужно, максимально.
Я стал покорно расстегивать молнию на брюках, но не смог скинуть с себя штаны. Мне помогли заботливые женские ручки.
Мне, наверное, должно было быть стыдно, но не было. И не потому, что я не мог воспринимать происходящее адекватно, а потому, что действительно доверился ей, почувствовал, что она своя или очень хочет ею быть.
Она сняла с меня всю одежду.
– Всё равно еще нужно вас в душ затянуть. Хорошо еще, что у вас тут совмещено всё.
Хорошо – что у меня есть ванная на первом этаже.
Не смотри пока на меня, я сейчас не во всех местах красив, как обычно. И не делай поспешных выводов, у меня он такой, который увеличивается в четыре раза, а не такой, который всегда большой.
Лада помогла мне усесться на унитаз.
– Вы тут… старайтесь, а я быстро в аптеку. Нужны мощные сорбенты.
Я хотел крикнуть, чтобы она взяла самые дорогие лекарства, но у меня не получилось. Да и ладно, думаю, она знает, что делает, и уж точно не станет скупиться.
* * *
– Ну как вы? – сказала Лада, вернувшись минут через пятнадцать.
Хорошо, доктор, после себя смыл, жопу вытер.
– Лучше, – выдавил я.
Она включила душ, попробовала рукой воду, вернулась за мной и помогла мне стать под теплую струю. Затем несколько раз переключала режим с горячего на холодный и с холодного на горячий.
Мне легчало. Полотенцем вытирался уже я сам. Правда, она потом еще раз прошлась им по спине.
– Выпейте всё. – Протянула мне полный стакан мутной воды, видимо, растворила в ней препарат.
Я послушно всё выпил.
– Сами оденетесь?
– Думаю, да.
И я поплелся в гардеробную.
До встречи полчаса. Сегодня суббота, пробок быть не должно. Успеем.
Надеюсь, меня отпустит. Мне нужно быть трезвым. Нужно очнуться. Я должен отчетливо всё понимать, чтобы поступить правильно, чтобы найти нужные слова.
Я скоро увижу Полину.
32
А здесь действительно полно народу. Бородачи, пузаны и угрюмые – это, наверное, ученые, а стиляги – только что из барбершопа – это спонсоры. Давайте, ребята, стройте коллайдеры, только не сожгите матушку-Землю.
Мальчик в форме проводил меня к лифту, поднялся вместе со мной на восемнадцатый этаж и подвел к двери с номером «1820».
– Прошу, – сказал он.
Я сунул ему крупную купюру.
– Даму проводишь – и нас не беспокоить.
Он кивнул.
Я прошел в комнату.
Просторно. На стенах картины, канделябры. Широкая кровать. Полукруглый диван. В центре столик с бутылкой вина и бокалами. Огромный телевизор.
Дальше балкон. Вот оно – место, откуда можно покинуть этот номер одновременно с этим светом. Я вышел на него. За боковыми стенами соседей не видно. Меня здесь вообще ниоткуда не видно. Разве что кто-то будет смотреть сюда в телескоп…
Да о чем я думаю! Будто и вправду преступление готовлю. Нервы, это всё нервы. И даже колоритный пейзаж города, обычно восторгающий и умиротворяющий меня, не оказывал своего терапевтического воздействия.
Я посмотрел вниз. Там парковка – людей почти нет. Высоко. Выжить не получится…
Вот опять! Успокойся. Раскачал же психику мне этот старый хрен. Почему я вообще думаю о смерти?
Я вспомнил слова Полины о том, как важна для нее идея. Которая ценнее жизни. Любого человека. И что в случае выбора, она предпочтет идею. Дура.
Как она съела всё это профессорское дерьмо про «важнее жизни», да еще и тарелку вылизала? Неужели ее рвение получить внутренний заряд сильнее страхов, сомнений и даже совести?
Может, она, дура, и готова сброситься с балкона, но я не готов ее сбросить. Я сюда пришел не за этим. А хотя… я сам не знаю зачем.
Нет, вру – знаю. Конечно, знаю. Я прибежал сюда, чтобы увидеть ее. Чтобы услышать ее. Чтобы сказать ей. Чтобы прикоснуться. Чтобы обнять. Чтобы почувствовать.
Какими бы подпорками я ни укреплял себя изнутри, я знаю, Полина одним взмахом своих ресниц снесет их все беспощадной волной. Рядом с ней я размазня.
А еще у меня жуткое похмелье.
– Тук-тук, можно?
В дверях стояла Полина. Сверхкороткое голубое платье. Кричащее декольте. Черные локоны. И непринужденная улыбка.
– Привет, – это всё, на что меня хватило.
К моему посталкогольному головокружению грозит добавиться любовное.
– Вижу, ты здесь скучаешь.
Она захлопнула дверь, подошла, обняла обеими руками меня за шею и поцеловала в губы. Не пламенно. Не жадно. Не мокро. Но всё же азартно, увлеченно, игриво. Мне казалось, я умел чувствовать ее с математической точностью.
– Я так удивилась, когда получила твое приглашение. Почему сам не сказал?
По кочану!
Еще спрашивает, сука.