Меган выбрала кресло как можно дальше от своей сестры.
– Привет, Меган. – Леонард прикрыл дверь и прошел за свой стол. – Давненько не виделись.
Его небрежный, почти дружеский тон сразу подействовал Елене на нервы. Вчера у них вышел серьезный спор, что случалось крайне нечасто. Елена решила, что им обязательно надо обсудить происходящее с каждым из участников программы. Перед глазами у нее до сих пор стояла та ужасная картина: недвижимое тело Келлена и кляксы густой бурой жидкости на полу.
Елена считала просто бессовестным, что Уимен открытым текстом не предупредил участвующих в программе студентов о совершенных в лаборатории убийствах, когда вначале погиб Майкл, а за ним Келлен. Уимен заверил ее, что тесно сотрудничает с полицией и что для волнений нет никаких причин – у полиции, мол, есть существенная зацепка, указывающая на одного местного наркоторговца. Елена продолжала стоять на своем, но Уимен привел окончательный аргумент, который ее наконец убедил: их студенты – не обычные среднестатистические студенты. И оказаться свидетелем убийства или просто оказаться поблизости от него – это для них не то же самое, что для остальных. Любой из них мог легко воспользоваться ситуацией для достижения каких-то личных целей – например, для того, чтобы привлечь к себе внимание средств массовой информации. Это для них не трагедия, а то, что можно как-то использовать. Елена припомнила, как Чарльз смотрел на тело Келлена: скорее с любопытством, чем с ужасом.
– Насколько я понимаю, вы обе уже успели опять настроиться на учебу, – произнес Леонард.
Эмма ничего не ответила. А вот Меган мелодичным голоском тут же отозвалась:
– Учебная нагрузка только растет. А еще у меня сейчас полно забот в студенческом сестринстве.
– У тех «братья», у этих «сестры»… – произнесла Эмма. По-прежнему без всякого выражения, так что было непонятно, всерьез она говорит или нет. – У нас как-то раз тоже появилась новая сестричка.
– Она имеет в виду в шестом классе, – объяснила Меган. – Тогда была такая всеобщая причуда – все носили на шее кулончики в виде разломанного пополам сердечка. То есть, вернее, в виде половинки сердечка. Понимаете, одна девочка носит одну половинку, а вторая – другую.
– Кто-то говорит: «лучшие подруги». А Меган говорила «сес», а другая говорила «тра», – опять подала голос Эмма, более настойчиво.
– Морин Демирес была в тот год моей лучшей подругой, – осторожно произнесла Меган. – У каждой из нас было по половинке такого кулончика.
– Они вместе занимались гимнастикой, – объяснила Эмма. – До того времени Меган по праву считалась одной из лучших, успешно выступая как на региональных турнирах, так и на соревнованиях уровня штата.
– И в тот же год мне пришлось расстаться с гимнастикой, – произнесла Меган, отводя глаза. Она очень не любила упоминать про эту полученную на тренировке травму, когда порвала сразу несколько связок. Несмотря на лечение и лучших спортивных врачей, которых только сумели найти родители, на этом ее гимнастическая карьера закончилась.
– В новостях говорили, что возможны беспорядки, – вдруг произнесла Эмма ни с того ни с сего. Это ничуть не выходило за рамки ее обычных представлений о «нормальности» – поскольку разговоры с другими людьми чаще всего не представляли для нее никакого интереса, не было ничего необычного в том, что она могла вдруг перескочить на совершенно другую тему, дабы поддерживать то, что считала беседой.
– Беспорядки… вы имеете в виду протесты? – спросил Леонард.
Меган, которая несколько минут не могла преодолеть смущение, наконец начала говорить серьезно и даже пылко. Ее, как и многих студентов, всерьез беспокоили нездоровый политический климат и неутихающий шквал плохих новостей по телевизору. Буквально на прошлой неделе полиция в очередной раз схлестнулась с протестующими, что привело к десяткам арестов и пожару прямо в центре города. К беседе время от времени подключалась Эмма, вворачивая какой-нибудь факт, вычитанный в интернете. Всякий раз в ходе сеанса, в котором участвовали обе девушки, Елену очень интриговало, что может означать их столь контрастное поведение. А уж как Леонард в принципе ухитрился заманить в программу пару однояйцевых близняшек, одна из которых психопат, а другая нет, было вообще за пределами ее разумения. Елена знала, правда, что обошлось это недешево. Меган не желала даже просто приезжать в Вашингтон, но благодаря солидной поощрительной премии для обеих девушек, бесплатному обучению для Эммы и «нескольким звоночкам» Леонарда в Американский университет обеих удалось наконец убедить. Точную сумму он никогда не называл, но Елена понимала, что для этого от гранта пришлось оторвать довольно увесистый кусок.
Но наверняка это того стоило. В этой области еще только начинали подходить к пониманию того, насколько психопатия способна передаваться по наследству. Некоторые психиатрические заболевания – шизофрения, биполярное расстройство
[94] – отличались высоким уровнем наследственности, и этот факт был определен на основе многолетних исследований, сравнивающих как однояйцевых – тех, у которых общими являются все сто процентов генов, – так и разнояйцевых близнецов. Если один из однояйцевых близнецов страдал биполярным расстройством, то существовала шестидесятипроцентная вероятность того, что это заболевание обнаружится и у второго. Это и делало близняшек Дюфрен интереснейшим объектом исследования: наряду с Эммой с ее диагнозом тестировали и Меган. И хотя Меган не была психопатом, но страдала тревожным расстройством и, казалось, часто в основном и принимала на себя основной удар семейных проблем. Эмма была тем, кем требовалось управлять, и Меган, хоть и не желая этим заниматься, оставалась самым близким для Эммы человеком. Родители в Сан-Диего – чудесный дом и бернская овчарка – были вроде добрыми и отзывчивыми людьми, так что какие же факторы сформировали сестер-близнецов столь удивительно по-разному?
Когда сеанс закончился, Эмма сразу поспешила к выходу. Распрощавшись с Леонардом, Елена с Меган вместе вышли из кабинета.
Меган на секунду задержалась в дверях.
– Что-то не так? – спросила Елена. Она считала, что с Меган у нее сложились лучшие отношения, чем у Леонарда, – впрочем, двум молодым женщинам всегда проще понять друг друга.
– Я тут в последнее время много думаю про то происшествие с прыжком, – произнесла Меган. Обе пошли дальше по коридору и стали вместе спускаться по лестнице. – Это была самая обычная тренировка, и этот прыжок я уже миллион раз выполняла – он был даже не особо сложный. Мама тогда привела с собой Эмму, но мне было все равно – она просто сидела и читала.
– И что же произошло?
– Я собиралась выполнить прыжок, уже начала разбег, но тут вдруг подняла взгляд и увидела, что Эмма просто смотрит на меня. Это был тот самый прыжок, во время которого я порвала связки.