Связка ключей упала в лужу. Без звона, но плюхнув. Девушка развернулась и быстрым шагом пошла к машине. Спустя несколько секунд красный автомобиль выехал с парковки перед клиникой. Высокий мужчина в темном еще постоял какое-то время. Потом наклонился, зажал мокрую и грязную связку ключей в кулак. И пошел к своей машине
***
— Ритуля, дочка, ты чего мрачнее тучи?
Рита выдохнула, прежде чем обернуться. И надо бы заодно приличное выражение на лицо натянуть.
«Дочкой» ее называл Андрей Сергеевич Тарасов, их основной инструктор по стрельбе. И если с Мамаевым, который по факту был самым что ни на есть главным боссом в их клубе, Рита могла себе позволить фамильярность в разговоре, потому что Алексей не был сторонником формализма в общении — то к Андрею Сергеевичу Маргарита относилась иначе. Во-первых, он был старшим, старше всех, по возрасту. А во-вторых, он был старшиной ее босса во время службы в армии. Его авторитет и сам Алексей признавал. В общем, Мамаев был начальником, а Тарасов — батькой.
— Все в порядке, Андрей Сергеевич, — Рите удалось выдать вполне приличную улыбку. — Работы просто навалилось.
— Леха, ты почему девчонку весной работой гробишь? — Тарасов погрозил Мамаеву пальцем. — Весной девочкам надо надевать платьица — да вести стрельбу глазами на поражение, чтоб только падали парни направо-налево.
— Ты ее слушай больше, Андрюха, ага, — фыркнул Мамаев. — Она с больной головы на здоровую переводит. Свадьба у нее сорвалась. А я коньяк Михе проспорил.
— Ай, как нехорошо, — зацокал языком Андрей Сергеевич. — Как нехорошо, что у нас начальство такое жадное и бессердечное, только о коньяке и думает. Ритуль, — Тарасов обнял Риту за плечи. — Ну ты чего, как маленькая, не знаешь, что ли, как эта вся хворь лечится?
— Как? — Рита поняла, что улыбается уже не по надобности, а вполне искренне.
— Айда в галерею. Пару обойм разрядишь — и на душе полегчает, отвечаю!
Рита рассмеялась.
— Хорошо, Андрей Сергеевич. Закончу — и приду.
— Ну вот! — Тарасов выпрямился. — А то выдумала — страдать весной. Будто зимы на это не было! Да, Леха? — Андрей Сергеевич хлопнул товарища по спине.
Мамаев охнул.
— Ну и тяжелая у тебя рука, старшина, — он потер поясницу.
— А ты так и не дошел до врача? — Тарасов снова погрозил шефу пальцем. — Ты чего ждешь, когда я тебя начну по старинке лечить народным средством бани и наложения горячего кирпича на поясницу?
— Свят-свят-свят! — отмахнулся от Тарасова Алексей. — А вот кстати… Марго, я же тебя вроде спрашивал, напомни мне — доктор, который тебе руку лечил — он как, достойный нашего высокого доверия?
— Вполне, — после паузы и без улыбки ответила Рита.
***
— Ну вот представь, что там его физиономия — и плавненько пальчиком, как учил.
Рита пальчиком нажимать не стала. Она повернулась к Тарасову и посмотрела на него сквозь прозрачные стекла очков для стрельбы.
— Андрей Сергеевич, это же называется подстрекательство.
— Да ладно, — он ухмыльнулся. — Мы же понарошку. Не отвлекайся. Стреляй.
***
Да, понарошку. Нельзя представлять лицо. То самое лицо. Невозможно даже представить, чтобы навести пистолет на живого человека. Этим можно только труса Забелина пугать. И уж тем более невозможно представить, чтобы Рита навела пистолет на Игоря.
Рита ехала домой. Рецепт от Андрея Тарасова не помог. Две обоймы ушли хорошо, не в молоко, инструктор ее похвалил. И тоска так и не отпустила.
Понарошку. Это слово, произнесенное Андреем Сергеевичем, засело в голове. Вот и у них с Игорем было… понарошку. Это она, Маргарита, думала, что всерьез. Слово «любовь» Рита произносить даже мысленно не хотела. Слово «отношения» ей казалось, что называется, «ни о чем». Но что-то же было! Что-то между ними было, что делает двух людей не просто случайно оказавшимися рядом.
Она быстро привыкла, оказывается. Очень быстро привыкла и воспринимала, как должное. Ты вообще, Рита, все принимаешь, как должное. А сама, что ты сама делаешь?! Появился из прошлого Роман, и сбылась твоя подростковая мечта — а ты только хлопала глазами и вяло удивлялась — надо же, какое совпадение. Ты чуть замуж не вышла за человека, к которому ни хрена не чувствовала — и только по той причине, что таким не отказывают. А головой подумать?!
А потом ты так же, не особо задумываясь, втянулась в отношения с другим человеком. Вот, снова эти отношения! Ну пусть будут отношения. Как-то же надо это назвать. То, что между ней и Игорем было.
Было.
Рита попыталась всхлипнуть и тут же себе запретила развозить сопли. Хватит. Два дня слезы по поводу и без. Достаточно.
Так что там про «было» и «отношения»…
Просто… просто… просто с ним с самого начала было легко. У них похожие семьи, из одного социального слоя, они сами ведут примерно похожий образ жизни, схожий уровень дохода, интересы, даже предпочтения в еде и кино — и те похожи!
Как будто… как будто его специально для тебя сделали, да? Абсолютно идеально тебе подходящего. Умного, немножко ироничного, аккуратного в быту, воспитанного. Без дурацкого смеха, чавканья, храпа, тупых анекдотов. Спокойный, выдержанный, не повышающий голоса, не говорящий грубых слов. Очень умелый в постели. А еще — внешне как будто специально под Риту с ее ростом сделанный. Чтобы рядом с ним она чувствовала себя хрупкой.
Одним словом, идеальный.
Идеальный фасад.
Ты вообще не знаешь человека, который скрывался за этим фасадом. Он был для тебя удобным, комфортным, идеальным. А потом просто закрыл перед твоим носом дверь.
Почему?!
Машина остановилась.
Оказывается, она успела приехать домой. На полном автопилоте. Хорошо, что к себе домой. А не как вчера. Рита все же шмыгнула носом. И поняла, что два дня реветь — не предел.
***
Несмотря на все выдаваемые себе строгие наказы Рита не могла не думать о произошедшем. Как в детстве, она словно расковыривала болячку, хотя взрослые строго-настрого запретили — чтобы заживала быстрее и инфекцию не занести. Но Риту упорно лезла туда, под повязку. Словно надеялась увидеть там что-то новое. Наконец зарубцевавшуюся перламутрово-розовую кожу, например.
Но там по-прежнему болело. Сильно. Все сильнее и сильнее.
Руки его вспоминала — крупные, красивые, сильные. И умелые. И тихое дыхание сверху на ухо, со спины. И как засыпала, обняв. Или на его плече.
И как стояла перед ним, почти плача. И просила. Умоляла. Униженно умоляла не уходить от нее, не разрушать все.
Никогда Рита никого ни о чем не просила. Это она поняла только сейчас. Как бы ни было худо — никогда ничего не просила. Даже у родителей не просила — ну, может быть, если только в совсем раннем детстве, когда все дети чего-то да клянчат.