— Нет.
Юла бросила трубку, и Роман какое-то время обдумывал, что должен перезвонить ей и успокоить, потому что именно так отец всегда поступал в ссорах с мамой. Ответственность лежит на мужчине. Но затем в голову пришло, что брак родителей это в итоге не спасло, и Роман перезванивать не стал.
То, что Юла показала фото Волкову, стало понятно следующим утром. Семинар Роман пропустил, потому что просто не смог встать вовремя. Придя же на вторую лекцию, он сразу почувствовал: что-то случилось. Между Машей и Волковым висело напряжение, которое, казалось, можно было пощупать. Впрочем, о фото он сначала не подумал, посчитав это продолжением вчерашней ссоры.
Роман сел рядом с Юлой и, поздоровавшись, приготовился произнести проникновенную речь о том, что Юла раздула из мухи слона. С утра ночные фото не казались такими уж двусмысленными. Просто люди сидят за столом, свечи — потому, что электричество уже отключено. Однако Юла вдруг обхватила его предплечье обеими руками и, прижавшись щекой к его плечу, быстро проговорила:
— Я очень расстроилась вчера, но готова услышать извинения.
Роман, отклонившись, посмотрел на ее лицо и не увидел раскаяния. Ни капли. Но про то, что фото видел Волков, тогда еще по-прежнему не думал. Думал о том, что нужно как-то предупредить Машу. В голову не пришло ничего лучше, чем оставить на парте тетрадь и вернуться за ней, когда Волков уйдет. Тот наверняка убежит курить сразу после звонка.
Но Волков все не выходил, и вернувшийся за тетрадью Роман застал его ссору с Машей. Когда Волков сказал, чтобы Маша обращалась за объяснениями к Роману, и посмотрел при этом прямо ему в глаза, все встало на свои места. То, как Волков смотрел, не оставляло шансов списать все на продолжение старой истории. История была новой. И Роман успел испортить и ее. У него даже зашумело в голове, когда он представил, что подумал Волков, увидев фото. А тот факт, что он, уходя, всего лишь толкнул Романа плечом, а не сломал ему нос, говорил о том, что Волков не просто повзрослел — Волков стал каким-то совсем другим человеком. И его вчерашний звонок с извинениями по чьему-то принуждению, который, казалось, вновь поставил их плечом к плечу, был всего лишь еще одним доказательством взросления Волкова: ему было настолько плевать на Романа, что он легко мог извиниться.
Машу Роман попытался утешить автоматически. Просто потому, что сам хотел бы, чтобы кто-то его поддержал, окажись он в подобной ситуации. Однако Маша в ответ наговорила такого, что Роман в первый раз в жизни психанул настолько, что тупо ушел с занятий, даже не удосужившись никого об этом оповестить. Только отбил Юле, чтобы расставить все точки над «и»:
«Ты поделилась фото с Волковым?»
Она ответила тут же:
«Не могла наслаждаться такой красотой в одиночестве».
После Юла прислала:
«Он имеет право знать».
А потом еще:
«Ты поступил по-скотски».
И вдогонку:
«Я все еще готова тебя выслушать».
Роман выключил телефон и ушел гулять по городу, потому что он не был готов ни говорить, ни оправдываться.
Вечером он оформил себе больничный в клинике, контакты которой давала Юла, решив взять тайм-аут до пятницы. Следующие два дня он провалялся дома перед ноутбуком, думая о том, что, пожалуй, он на пути к тому, чтобы покатиться по наклонной, как здесь говорили. Он не смог завести друзей, не смог влиться в коллектив, не смог полюбить Москву, а вот теперь перестал ходить на учебу. Кажется, пора было признать, что идея переезда оказалась провальной. Роман понимал, что он в шаге от того, чтобы сообщить отцу о возвращении в Лондон. Вот только станет ли тот его слушать? Отец ведь хотел видеть Романа в Москве, он оплачивал его учебу здесь и мог отказать в оплате учебы там. Роман вдруг окончательно понял, что, несмотря на совершеннолетие, он во всем зависит от отца. В Лондоне это не воспринималось так остро. Может, в силу того, что Роман тогда был моложе, а может, потому что пребывание в школе-пансионе ограждало его от необходимости сталкиваться с финансовыми вопросами. В Москве все было иначе. Здесь Роман узнал стоимость продуктов в супермаркете, бензина, электричества, отопления, услуг парикмахера и еще кучи всего. Ему сложно было оценить, насколько дорого проживание в Москве по сравнению с Лондоном, но он понимал, что такая жизнь, как у него, по карману немногим. В том числе и ему самому, реши вдруг отец урезать его в деньгах.
В пятницу Роман поборол малодушное желание продлить больничный и все-таки пошел на учебу. Юла, к его удивлению, поздоровалась и говорила с ним как ни в чем не бывало. Это, пожалуй, было хорошо, потому что Роман не хотел выяснения отношений. Он вправду ужинал с Машей, тем самым обманув Юлу, он вправду пусть мысленно, но назвал Машу красивой, а это тоже было сродни измене. Наверное. К тому же Роман не мог врать себе. Он думал о Маше непростительно много. Вероятно, Юла это чувствовала и, пожалуй, имела право на месть. Это было некрасиво, но Роман ведь не мог всерьез ожидать красивых поступков от обиженной девушки?
В игнорировании Волкова появилось что-то новое. Маша демонстративно поздоровалась, из чего Роман сделал вывод, что за два дня его отсутствия ситуация кардинально не изменилась.
После лекций Юла поймала его в пустом коридоре и неожиданно поцеловала. Пока они целовались, в голове Романа крутились мысли о том, что незакрытые гештальты приводят в итоге к проблемам, но целоваться с Юлой по-прежнему было классно, поэтому он решил отложить размышления на потом. Он проводил ее до машины, передал с рук на руки Петру Сергеевичу, который должен был отвезти Юлу на встречу с отцом, и искренне ей посочувствовал, поскольку эти встречи всегда ее расстраивали.
Поцеловав Юлу на прощание, Роман захлопнул дверь ее машины и собрался было ехать домой, но тут «Фейсбук» пиликнул уведомлением. Открывая Лялькино сообщение, Роман в очередной раз подумал, что, если бы Волков был в курсе их переписки, убил бы обоих. Та, лондонская Лялька, смешливая и беззаботная, была влюблена в Романа, но он всегда относился к этому спокойно, потому что это же известная тема — влюбляться в друзей старших братьев. Школьный психолог говорил, что волноваться не о чем: детская сублимация со временем пройдет, поэтому раньше Роман даже немного ей подыгрывал. Когда они с Волковым разругались, Лялька безоговорочно встала на сторону Романа. И это было неожиданно и очень мило. А потом случилась трагедия, и уже Роману пришлось становиться Лялькиной опорой, потому что Волков, кажется, плохо справлялся с ролью старшего брата. Роман мониторил ее странички, требовал заносить в черный список подозрительные аккаунты и даже разбирался в привате с какими-то извращенцами, которые писали ей скабрезные комментарии. Общение с Лялькой осложнялось тем, что Роману приходилось помнить про сублимацию, а невозможность встретиться вживую мешала понять, на каком этапе сейчас симпатия Ляльки. Он уже в роли друга-брата или пока еще нет?
Лялька сбросила ссылку на какой-то ролик, попросила отписаться о впечатлении и засыпала счастливыми смайликами. Роман немного удивился потоку смайлов от сдержанной в последнее время Ляльки, но скорее обрадовался этому факту, чем насторожился. Отправив ответ, он перешел на страничку Юлы, на которую не заглядывал уже несколько дней. Верхним постом там почему-то висела фотка их августовского похода на выставку кошек. Роман потом чихал полдня и не мог снять солнцезащитные очки. А ведь он предупреждал, что у него аллергия на кошачью шерсть, но Юла решила, что он просто не хочет идти. В итоге ей было стыдно, и она скакала вокруг чихающего Романа, как наседка, гоняя официантов ближайшего кафе то за водой, то за льдом, а одного — даже в аптеку за антигистаминным.