– Копам?
– Мне нужны фамилии.
– Поищу, – отозвался Джейми, разок махнул своей матери и стал разворачивать пикап.
А я медленно двинулся к дому.
Моя мачеха внимательно наблюдала за моим приближением. За отца она вышла довольно молодой, и теперь ей не исполнилось еще и пятидесяти. Она сидела совсем одна, и вид у нее был осунувшийся. Дженис заметно похудела. Некогда глянцевые, отливающие золотом волосы потускнели, выглядели просто бледно-желтыми и ломкими; на лице хищно выступили острые скулы. Как только моя нога тяжело опустилась на первую ступеньку, она поднялась с кресла-качалки. Я было остановился, но Дженис стояла между дверью и мной, так что я волей-неволей направился к ней.
– Адам…
Она отважилась шагнуть мне навстречу. Бывали времена, когда моя мачеха могла метнуться ко мне и приложить свои легкие сухие губы к моей щеке, но только не сейчас. Теперь Дженис была холодной и отстраненной, как чужеземный берег.
– Ну вот ты и дома, – произнесла она.
– Дженис…
Я тысячу раз представлял себе этот момент. Только мы вдвоем – разговариваем первый раз после моего оправдания и освобождения. Иногда, когда я видел эту сцену у себя в голове, Дженис извинялась. А иногда пыталась ударить меня или вскрикивала от испуга. В реальности все оказалось по-другому. Все происходило крайне неловко и нервирующе. Моя мачеха держала себя под жестким контролем и выглядела так, будто в любой момент готова развернуться и уйти. Я абсолютно не представлял, что сказать.
– А где папа?
– Он велел мне подождать здесь. Считает, что это может помочь нам возобновить отношения.
– Не думал, что тебе особо захочется иметь со мной дело.
– Я люблю твоего отца, – деревянно произнесла она.
– Но не меня?
Худо-бедно мы почти двенадцать лет были одной семьей. Я не смог скрыть обиды, и на миг лицо Дженис отразило какую-то ее собственную непонятную боль. Это продолжалось недолго.
– Тебя оправдали, – сказала моя мачеха, – что делает меня лгуньей. – Фыркнув, она опустилась обратно в кресло. – Твой отец достаточно четко выразился: больше никаких разговоров о проступках членов семьи. Я предпочитаю уважить его пожелание.
– Почему-то мне не кажется, что именно это имеется в виду.
В ее глазах промелькнуло нечто похожее на прежнюю сталь.
– Имеется в виду, что я буду дышать с тобой одним и тем же воздухом и держать язык за зубами. Имеется в виду, что я буду терпеть присутствие здесь, в своем собственном доме, лжеца и убийцы. Не принимай это ошибочно за что-то другое. Никогда не принимай!
Дженис долгую секунду удерживала мой взгляд, а потом вытащила сигарету из пачки на столике рядом с собой. Прикурила ее подрагивающими руками, скривила губы, выпуская дым вбок.
– В общем, передай своему отцу, что я вела себя цивилизованно.
Бросив на нее один последний взгляд, я прошел внутрь, где меня встретил Долф. Я большим пальцем ткнул себе за спину, на закрытую дверь, и лишь произнес:
– Дженис.
Он кивнул.
– Не думаю, что она хоть раз нормально спала с того момента, как ты вернулся в город.
– Она плохо выглядит.
Бровь Долфа взлетела вверх.
– Она обвинила сына своего мужа в убийстве. Ты просто не можешь представить, какой ад они оба вынесли.
Его слова остановили меня. За все это время я ни разу не задумался, что тот судебный процесс сделал с ними как с парой. У себя в голове я всегда видел их совершенно не изменившимися.
– Но твой отец ее строго предупредил. Сказал ей, что она просто не представляет, в какой опасности окажется их брак, если она хоть как-то покажет, что тебе тут не рады.
– Полагаю, она, по крайней мере, попыталась, – сказал я. – Что тут вообще происходит?
– Пошли.
Я проследовал за Долфом через кухню в гостиную. Там стоял мой отец, а с ним – еще какой-то человек, которого я до сих пор не видел. Постарше шестидесяти, с седыми волосами, в дорогом костюме. Отец протянул руку. Я помедлил, но все-таки пожал ее. Он тоже пытался. Я не мог этого не признать.
– Адам, – произнес отец. – Очень рад, что ты вернулся. Всё в порядке? Мы ездили в контору шерифа, но не смогли тебя найти.
– Все нормально. Я всю ночь провел с Грейс.
– Но нам сказали… Ладно, не обращай внимания. Я рад, что она там не оставалась одна. Это Паркс Темплтон, мой адвокат.
Мы обменялись рукопожатием, и тот кивнул, словно приняв какое-то важное решение.
– Приятно познакомиться, Адам. Сожалею, что вовремя не добрался до отдела полиции вчера вечером. Ваш отец позвонил, как только детектив Грэнтэм увез вас, но от Шарлотта досюда как минимум час езды; плюс я сразу поехал в контору шерифа. Предполагал найти вас там.
– Они отвезли меня в отдел полиции Солсбери, в порядке любезности. Из-за того, что произошло пять лет назад.
– Полагаю, что не только в порядке любезности.
– Что-то я вас не понимаю…
– Если б я не смог вас сразу найти, они поработали бы с вами подольше. Я ничуть не удивлен.
Я припомнил время, проведенное в комнате для допросов, первые обращенные ко мне слова Робин.
«Это была моя идея».
– Они знали, что вы приедете? – спросил я.
– Я или еще кто-нибудь вроде меня. Ваш отец поймал меня по телефону, не успели вы еще выехать за ворота фермы.
– Мне не нужен адвокат, – сказал я.
– Не дури, – вмешался мой отец. – Естественно, нужен! А потом, он здесь также и в интересах всей семьи.
Опять заговорил Паркс:
– На территории фермы обнаружено мертвое тело, Адам, – в уединенном и удаленном месте, о котором знают совсем немногие. Они шерстят абсолютно всех, и шерстят жестко. Кое-кто может воспользоваться ситуацией, чтобы оказать давление на вашего отца.
– Вы и вправду в это верите? – спросил я.
– Атомная станция на шесть реакторов плюс год выборов. Задействованы такие силы, что вы просто не можете себе представить…
– Ты сгущаешь краски, Паркс, – перебил его отец.
– Разве? – бросил адвокат. – Угрозы были достаточно наглядными, но до сегодняшнего дня это были всего лишь угрозы. А теперь напали на Грейс Шеперд. Погиб молодой человек, и никто из нас не знает, по какой причине. Прятать сейчас голову в песок – не лучший выход.
– Я отказываюсь соглашаться с тем, что коррупция в этом округе настолько уж пролезла во все дыры, как ты уверяешь.
– Речь не только об округе, Джейкоб. Речь о Шарлотт. Роли. Вашингтоне
[25]. Ничего даже отдаленно похожего здесь несколько десятков лет не видели.