У ворот Петрограда (1919–1920) - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Кирдецов cтр.№ 49

Юденич после некоторых протестов вошел в это правительство как военный министр, сохраняя за собой звание Главнокомандующего Северо-Западной армии. Его власть, конечно, была умалена. Прежде он был хозяином дела, диктатором, наместником Колчака, а состоявшее при нем Политическое совещание было ему подвластно, отныне же он будет только главнокомандующим.

Так, по крайней мере, предполагали лица, вошедшие в состав правительства, особенно элементы демократические и социалистические. При этом, однако, некоторые из них, ввиду первоначальной явной неопределенности взаимоотношений между главнокомандующим и правительством, пошли на хитрость. Они предложили включить Юденича также в состав министерства и дать ему портфель военного министра. Таким образом, по их мнению, правительство было бы гарантировано от «сюрпризов» со стороны Верховного военного командования и связь между обоими учреждениями постепенно упрочилась бы. Рядом с этим авторитет правительства как на фронте, так и в тылу заметно усилился бы, не было бы ропота и в армии, особенно в офицерской коллегии, против мнимого умаления прав главнокомандующего правительством, потому что главнокомандующий – член этого правительства, несущий ответственность за его действия и наравне с другими министрами…

Это был маневр, рассчитанный на то, чтобы хоть «как-нибудь» заполнить зияющее отсутствие определенности взаимоотношений между главнокомандующим и правительством, допущенное в первый же день образования правительства.

Юденич это предложение принял. Он тоже пустился на маневр. В качестве члена правительства, военного министра, он вечно будет в курсе внутренней его кухни, будет гарантирован от сюрпризов, а те его предположения и намерения в области управления армией и тылом, которые, если бы они не исходили от власти главнокомандующего, встретили бы оппозицию правительства, ныне, наоборот, этим правительством будут санкционироваться…

Конечно, Юденич отлично разбирался – несмотря на всю свою политическую ограниченность – в том, что с момента образования правительства его власть диктатора сильно ограничена. Он отдавал себе отчет и в двусмысленности своего положения, с одной стороны, как главнокомандующего, получившего свою власть от Колчака, а с другой – как члена правительства, которое Колчаком пока не признается и едва ли будет признано вследствие основного расхождения политических принципов.

Настолько Юденич действительно «еще разбирался» в политике, чтобы понять, что Северо-Западное правительство с его демократической программой не есть наместничество Омска. Но у него были свои планы – и напрасно те же сторонники покойного Политического совещания, да и сами члены его, которые еще несколько дней назад чуть ли не молились на генерала-диктатора, ныне, когда он вошел в состав правительства и согласился делить с ним власть, возопили вдруг к небу: «Да какой же это диктатор, если он капитулирует перед первым встречным англичанином?»

Впрочем, и эти выкрики, как потом стало ясно, были рассчитаны только на то, чтобы скрыть от общественности один весьма существенный факт, оказавший свое пагубное влияние на весь последующий ход событий, а именно – что конспиративная связь между Юденичем и отдельными членами бывшего Политического совещания ни на одну минуту не порывалась, а в исключительно важные моменты была решающей.

Но об этом – впереди.

У Юденича сейчас был свой «план». Он рассуждал так:

Положение вещей требует моего смирения, ибо если я не приемлю правительства в том виде, как оно мне поднесено генералом Маршем, я не получу ни оружия, ни снабжения, и в таком случае от операции на Петроград придется отказаться. Это правительство, однако, со всеми его лозунгами связывает меня только до поры до времени. Если операция на Петроград удастся, я вновь – хозяин положения, а победителей не судят…

Это была программа – и нужно отдать справедливость Юденичу: он стойко держался за нее до самого последнего дня, т. е. до двадцатых чисел октября, когда ему казалось, или ему было сказано, что армия вот-вот вступит в Петроград и от правительства, следовательно, уже можно отделаться без всякого риска или упрека.

Во всем остальном о Юдениче, с которыми я часто видался и в Гельсингфорсе, и в Ревеле, у меня сложилось впечатление, что это человек с ограниченными умом и столь же ограниченной волей. Он минутами не постигал самых простых вещей и поддавался влиянию первого встречного полковника из своего штаба. Ближайшие его сотрудники по Кавказу рассказывали, что только по злой иронии судьбы Юденич прослыли «героем Эрзерума»: план взятия Эрзерума и его выполнение принадлежали другому незаметному лицу, но лавры присвоил себе Юденич. Но этот «диктатор» обладал одним качеством: он был одинаково упорен и гибок, в одно и то же время тщеславен и скромен, откровенен и скрытен, правдив и лжив – точно две души в нем сидели. Относительно же политических его убеждений в те дни, когда мы с ними сталкивались, можно было сказать, что это был типичнейший «чего изволите»: он одинаково «принял» бы царя и республику – была бы лишь гарантия служить, получать чины и жалованье. Если бы он остался в Советской России, его в конце концов использовал бы и Троцкий.

К сожалению, члены только что образовавшегося Северо-Западного правительства, за исключением, быть может, двух-трех лиц, имевших некоторый опыт в политике, не сразу уяснили себе фигуру главнокомандующего. Еще меньше они отдавали себе отчет и в том, что в армии, на фронте и в ближайшем тылу авторитет Юденича невелик, что высшая офицерская коллегия над ним втихомолку посмеивается, действуя временами совершенно независимо от его указаний и даже вопреки им.

Они вообще взяли в отношении Юденича тон глубокой почтительности и этим путем рассчитывали постепенно его «очистить» от налетов старины.

Эта тактика была глубоко ошибочна, но еще более роковой ошибкой оказалось то, что большинство членов Северо-Западного правительства сознательно оставляли открытым вопрос о точном определении правовых и функциональных взаимоотношений между министерством и Верховным военным командованием. Это было зло, которое не замедлило сказаться во всем своем объеме во всех областях деятельности правительства и главнокомандующего.

* * *

Наследие, полученное от покойного Политического совещания, было необыкновенно тяжелое. Фронт разваливался, гражданское управление в занятых областях, как мы уже показали, отсутствовало. Предстояло воссоздать первый и наладить второй на только что намеченных демократических началах.

Правительство, потеряв несколько дней над разрешением задачи о распределении портфелей – специалистов, знающих свое дело, оказалось очень мало – приступило к выработке своей основной декларации, причем к обсуждению этого вопроса правительством были привлечены и элементы, не вошедшие в его состав, а равно и некоторые местные демократические общественные организации. После долгих и порой мучительных дебатов, сразу же обнаруживших отмеченную выше роковую недоговоренность в деле конструирования взаимоотношений между правительством и главнокомандующим, декларация была установлена в следующей окончательной редакции и обнародована в местной печати за подписью всех членов кабинета.