У ворот Петрограда (1919–1920) - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Кирдецов cтр.№ 42

Политическое совещание усилило свою дипломатическую деятельность. Оно стало писать и телеграфировать в Париж, чтобы оттуда через союзников был произведен нажим на Финляндию. В самом Гельсингфорсе оно искало «контакта» с финляндскими политическими кругами, преимущественно с правительственными. Но рядом с этим А. В. Карташев и его ближайшие коллеги не теряли из виду и Эстонию, хотя и смотрели на нее свысока, как на quantite negligeable ^[26], несмотря на то, что Северо-Западная армия, как мы уже показали, находилась в фактической, а не только словесной, зависимости от эстонцев и пути сообщения с ней шли единственно через Ревель и Нерву.

Париж, т. е. тамошнее Политическое совещание, медлил. Оно знало, что Финляндия требует как предварительное условие для переговоров о военной кооперации признания своей суверенной самостоятельности Колчаком без всяких оговорок. Оно сносилось с Колчаком, Колчак выступал с оговорками относительно санкции Всероссийского Учредительного собрания. Что же касается возможности «нажима» союзниками на Финляндию, то в этом отношении результаты достигались прямо противоположные поставленной цели. Англия, во всяком случае, не только не производила никакого нажима, но напротив, определенно предостерегла финляндское правительство от всяких авантюристов в русском вопросе. И если руководящие члены гельсингфорсского Политического совещания судили иначе на основании отдельных, даже не продиктованных, быть может, из Лондона, выступлений или деклараций главы английской военной миссии в Гельсингфорсе генерала Гофа, – то это лишний раз только доказывало их политическую близорукость и неумение разобраться в международной обстановке.

Относительно Франции же и ее политики в Гельсингфорсе все данные той эпохи свидетельствовали, что на первых порах в ее задачи входит: i) ослабление германофильских тенденций у финнов – тенденций, имевших глубокие корни культурного и экономического порядка; 2) борьба с английским «засильем». К обеим этим задачам французская дипломатия в Гельсингфорсе подходила сугубо осторожно. Она, во всяком случае, подчеркивала, что никогда не позволит себе намека на вмешательство во внутренние дела молодой республики или в вопрос о том или ином ее отношении к России, в частности к Юденичу.

Эта позиция была выгодна французам, с одной стороны, потому, что англичане на первых порах своего появления в Гельсингфорсе выступали, как полагалось победителям, надменно-грубовато, а с другой – потому, что всякое иное отношение французов только усилило бы те германофильские тенденции финнов, которые Париж собирался вытеснить во что бы то ни стало. Финляндцы, при своем феноменальном неумении разбираться в вопросах международной политики, рассуждали бы так: «Если Франция толкает нас на военное выступление против большевиков – значит, ей желательно, чтобы возродилась великая могущественная Россия. А так как великая могущественная Россия нас обязательно съест – значит, Франция выступает против нашей независимости, против наших жизненных задач».

Этого именно французы и избегали. Напротив, еще летом 1919 года, как только в Гельсингфорсе обосновался первый французский дипломатический представитель в звании «чрезвычайного посланника», парижский кабинет послал генералу Маннергейму большое количество танков, аэропланов и всякого другого вооружения. Одновременно в Гельсингфорс прибыла партия французских офицеров для реорганизации финского Генерального штаба. Параллельно, по инициативе французов, начались и переговоры об устройстве для Финляндии займа в Париже для оплаты продовольствия и сырья, закупаемого у американцев, причем все эти «любезности» оказывались финляндцам при подчеркнуто пренебрежительном отношении к Политическому совещанию Юденича, к его мольбам о вооружении и деньгах, как и вообще ко всему русскому, оставшемуся в Финляндии.

Было ли это похоже на тот «нажим» на Финляндию, на который Политическое совещание рассчитывало?

А между тем, слепо веря в неизбежность давления союзников на правительственную Финляндию, Политическое совещание совершенно упускало из виду, что кроме правительства в Финляндии еще есть народ. Поскольку припомню – за всю весну и лето 1919 года Совещанием не было предпринято ни одного шага, чтобы войти в соприкосновение с финляндскими политическими партиями и с народными массами. Не было устроено ни одного публичного события, ни одной лекции, ни одного общественного выступления, на которых финляндская демократия могла бы хоть сколько-нибудь ознакомиться с задачами Совещания и с тем, чего оно желало получить от финляндцев.

Газета «Русская жизнь», ставшая официозом Политического совещания, держала, разумеется, определенный курс на Колчака, но с ней случались и открытые монархические припадки. Ее редактировал то В. Д. Кузьмин-Караваев, то некий Ив. Ив. Тхоржевский, бывший в свое время чиновником для особых поручений или секретарем у Кривошеина и о котором Карташев отзывался мне как о «выдающемся стилисте-поэте и тонком осторожном дипломате».

Однажды, помню, газета вышла в траурной рамке на первой странице с большим объявлением о назначенном в местном православном государстве Императоре Николае II. Газета редактировалась тогда В. Д. Кузьминым-Караваевым, членом Политического совещания. Почувствовалась большая «неловкость» перед финнами – даже А. В. Карташев был смущен и не щадил слов для порицания своего коллеги по Совещанию. Для предотвращения новых монархических и иных выходок «Русской жизни» А. В. Карташев вознамерился поставить ее под контроль созданного при его «министерстве пропаганды» особого Совета в составе пяти лиц, под председательством его, Карташева. Само собой разумеется, что в этот Совет был включен и упомянутый выше ближайший сотрудник Кривошеина – И. И. Тхоржевский. Но когда на первом же заседании Совета я выступил с предложением включить в состав его членов для «нейтрализации» Тхоржевского известного петроградского присяжного поверенного М. С. Маргулиеса, общественного деятеля с определенными демократическими тенденциями, ставшего затем министром Северо-Западного правительства, – большинство Совета высказалось решительно против моего предложения. А. В. Карташев и его ближайшие сотрудники объясняли свою оппозицию соображениями о личных свойствах моего кандидата, который минувшей зимой якобы «разлагал» деятельность Ясского Особого совещания. Они «охотно взяли бы в члены Совета и социалиста, если бы я только его нашел в пределах Финляндии», но М. С. Маргулиеса – ни под какими условиями…

Связей же с финляндской печатью (финской и шведской) Политическое совещание совершенно не поддерживало; ее вообще боялись, особенно же демократических и социалистических газет, которые, по выражению А. В. Карташева, «в лучшем случае могли только навредить» делу создания определенного настроения в Финляндии в пользу военной помощи русским…

Сейм, только что избранный, в котором число социальных депутатов превышало две трети общего состава, в глазах Политического совещания тоже почти не существовал. Зато все внимание уделялось правительству, точнее, отдельным его членам, как например военному министру, – словно в парламентарно управляемой республиканской Финляндии вопрос о вооруженной помощи Юденичу может зависеть исключительно от того самого Маннергейма, а не от совокупности всех политических, экономических и моральных факторов данной эпохи.