Почти родственники - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 89

Ага! – скажет читатель, способный удержать в памяти сорок слов – а именно столько слов в предыдущем абзаце. Что-то дорогой Денис Викторович запутался: в начале неправильно, а в конце то же самое – правильно. Как так?

Да очень просто. Потому что «сильный мужчина» и «красивая женщина» – это образные выражения. Такие, что ли, символы. Сильный мужчина – это не качок или боксер, а красивая женщина – это не греческая статуя или мисс Оклахома. Сильный мужчина – это категория социальная и даже моральная. Социально продвинутый, с хорошим заработком, при этом надежный, с принципами – вот. А красивая женщина – женственная, изящная, ласковая и, значит, тем самым привлекательная. Хотя, конечно, никто не станет возражать, если в дополнение к этим качествам мужчина будет плечистый и крепкий, а женщина – с тонкой талией и большими синими глазами. Своего рода бонус, миллион по трамвайному билетику. Так что в этом переносно-символическом смысле выражение – мужчина должен быть сильным, а женщина – красивой – правильно.

А в смысле прямом и буквальном – мускулистый порнозвездун и силиконовая порнозвездюшечка – неправильно.

Однако буквальный (он же пошлый, он же идиотский) смысл слова «красота» завоевал широкие и очень отсталые потребительские массы. Поскольку именно эти массы жадно потребляют глянцевую и особенно полуглянцевую прессу, ТВ и интернет-сайты, где безудержно обсуждается диета, фитнес и пластическая хирургия – три кита, на которых якобы зиждется женское счастье.

О чем говорят на женских форумах? О вечных и горьких темах: об одиночестве, о бедности, о старости. О том, как выжить в этом жестоком мире.

Но какое спасение от этих трагедий видят отсталые массы? Ясно какое. Коррекция фигуры. И лица тоже.

Кстати, не надо обижаться на слово «отсталые». Это просто социологическая констатация, безо всякой дискриминации. Представители отсталых потребительских масс имеют все политические и гражданские права, а также права человека. В том числе право высказаться и быть выслушанными.

Они и высказываются.

Вот одна девушка познакомилась с молодым человеком, а он сразу ей сказал: «Только ты учти, если девушка больше сорок второго размера, она для меня не существует». Очевидно, девушка меньше сорок второго размера для него тоже вряд ли существует, поскольку тут уже дело пахнет Уголовным кодексом.

Но какой деликатный! Он же не спросил у нее размер и тем более не сказал ей, что она для него жирновата. Он просто дал понять. Элегантно намекнул. Предоставил ей возможность либо тихо стушеваться, либо же убрать из рациона мучное и жирное, ходить в бассейн, бегать по утрам.

Девушка попыталась вступить в дискуссию с этим поклонником изящества. Пыталась объяснить ему, что сорок второй размер при росте выше 165 – это уже на грани исхудалости, а при вожделенных 176 – вообще кожа да кости. И что размер сам по себе не имеет значения, уж простите. Потому что сам по себе размер ничего не говорит о красоте фигуры, раз уж мы тут такие эстеты и гурманы собрались.

Но молодой человек стоял на своем. Более того, в девушкиных аргументах он видел подвох, стремление втюхать ему некачественный товар. Сорок два, и ни копейки больше. Так и расстались.

Особенно мило, что это не турецкий султан, выбирающий себе наложницу, а обыкновенный студент не бог весть какого вуза.

Это, конечно радует меня как старого демократа. Высокая требовательность к женским статям перестала быть прерогативой эксплуататорских классов, а перешла на уровень широких масс. Как рассказывал великий советский организатор пищевой промышленности товарищ Микоян, товарищ Сталин сказал ему: «Трудящиеся богатеют и требуют к столу шампанского!» Сказано – сделано. Может быть, в 1937 году у нас и были отдельные неполадки, но вот шампанского было залейся. Всегда можно было стрельнуть пробкой и разлить по бокалам в честь расстрела очередной шайки врагов народа.

Жизнь, однако, не стоит на месте. Трудящиеся входят во вкус и требуют в койку женщин 90-60-90. А также ботокс, силикон, эпиляцию и чтоб никакого целлюлита.

Женщина становится потребительским товаром. Прежде всего для себя самой. Тут некая диалектика.

С одной стороны, кажется, что все это она делает под давлением мужчин, под напором их скотоводческих требований. Иначе замуж не возьмут и вообще не обратят внимания.

Я слышал, как совсем-совсем юный эстрадный певец говорил: «Я люблю хороших девчонок!» «А что такое хорошая девчонка?» – спрашивал журналист. «Ну, – стараясь быть взрослым и серьезным, отвечал этот почти ребенок, – хорошая девчонка, это когда у нее хорошие ноги, хорошая грудь… ну, и…» – он зарделся, потупился и замолчал. Кошмар, конечно, когда «хорошая девчонка» определяется настолько анатомически.

Но другая сторона тоже есть. Опорой феодальной монархии являлось крепостное крестьянство. Опорой слишком придирчивых мужчин являются женщины, которые свихнулись на собственном теле. Для которых главная догма, она же мантра, она же единственный ключ к счастью и объяснение любых неудач (от профессиональных до личных) – «женщина должна быть привлекательной».

Привлекательной – то есть отфотошопленной, но в реале.

Цель, едва ли достижимая в принципе. Нельзя узнать, какова Мона Лиза в профиль. Нельзя налить водку в бутылку Клейна. Нельзя – но очень хочется.

Бедные (во всех смыслах) девушки делают пластические операции в кредит и авансом.

В кредит – это совсем странно. Казалось бы, пластическую операцию стоит делать в двух случаях. По серьезным (почти жизненным!) показаниям: нос перешибло или ухо оторвало в результате аварии. Или же, что называется, с жиру. На свои гуляю, хочу – горбинку удалю, хочу – обратно вставлю, и так пять раз. Но в кредит? Тяжко выплачивая весь последующий год каждый грамм закачанного силикона или откачанного жира? Впрочем, это личный выбор. Осуждать его – нелиберально, а я либерал.

Авансом – это значит в расчете на некие будущие удачи. Не то что какой-то муж-скотовод сказал: «Выправь нос и подрежь ляжки, а то разведусь». Нет! Для того чтобы после операции стать привлекательной. И это тоже, кстати, личный выбор, и его осуждать или осмеивать – тоже вроде бы нелиберально. Каждый имеет право почувствовать себя лакомым фьючерсом и толкнуть себя на «Форексе».

Либерализм, однако – это не улица с односторонним движением. Поэтому совсем не обязательно вежливо молчать по любому чувствительному поводу.

Любимым словом в XIX и начале XX века была «душа». Хоть мировая, хоть бессмертная, хоть лично-персональная. Какая хотите. Это была славная эпоха модерна. Потом пришел постмодерн, и любимым словом стало «тело». Любовью к телу пылают и философы-постмодернисты, и авторы глянца. Философы пишут о «телесных практиках» (на деле речь идет о чистке зубов и прочих бытовых навыках). Глянцевые гуру вещают о диете, фитнесе и пластической хирургии.

Наверное, в XIX и начале XX века наша цивилизация переборщила по части души. Поэтому-то и начался великий откат в сторону тела. Конечно же, маятник пойдет обратно, и довольно скоро. Поэтому важно не изуродовать себя ботоксом и силиконом как раз накануне того дня, когда душа снова войдет в моду.