Почти родственники - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 38

Он понял, о чем мы.

– Я между прочим, о нас о всех, – сказал он. – И о себе тоже.

Мы замолчали и задумались.

Исай Константинович Кузнецов, в семинаре которого я учился писать пьесы и сценарии, сказал однажды:

– Понятно, что мужчины любят женщин. Женщины – это так прекрасно! Тонкие, нежные, стройные, исполненные ласки и неги. Больше того, ребята. Я понимаю лесбиянок. Вполне естественно, что женщина – тонкая, нежная и ласковая – тянется к такой же изящной, гладкой, шелковистой красавице. Ее так приятно обнять, поцеловать, да просто полюбоваться ею! Но вот, ребята, чего я никогда не пойму: почему женщины любят мужчин? Этих грубых, корявых, щетинистых уродов. С желтыми прокуренными зубами, с волосами из ноздрей… Для меня это загадка.

В телетайпном зале стоял стук. Телетайпы стучали друг на друга.

Это шутка семидесятых.

А вот реальная история из семидесятых, рассказал один знакомый.

Дежурят они с приятелем в телетайпном зале ТАСС. На верхнем этаже. С громким стуком тихо идут разные мелкие новости. Король Афганистана прибывает с официальным визитом в Софию. А в Париже – забастовка печатников.

Сидят они, значит, болтают о том о сем. Ну, выпивают потихоньку. Была у них с собой бутылка водки. А телетайпы – тр-рых, тр-рых – выбрасывают бумажки.

Вот приятель моего друга подхватывает одну такую бумажку и грустно смеется.

– Ты чего? – спрашивает мой друг, Андрей его зовут.

– Нам говорили, что западная пресса – это сплошная дезинформация, бесстыдная ложь и наглая клевета, – говорит тот. – А мы не верили, мы думали, что это нам врут, что они врут. А они на самом деле врут. Вот, гляди.

И протягивает ему телетайпограмму.

АССОШИЭЙТЕД ПРЕСС. 01.35. ПОЖАР В ЗДАНИИ ТАСС.

– Н-да, – говорит Андрей. – Офигеть можно.

– Вот и я говорю, – кивает друг. – Глоток свободы. Ручеек правды. Свежий ветерок объективной информации.

– Насчет глотка – это верно, – говорит Андрей. – Наливай, что ли.

Выпили.

А телетайп – тр-рых: АССОШИЭЙТЕД ПРЕСС. 01.55. СИЛЬНЫЙ ПОЖАР В ЗДАНИИ ТАСС.

– Они мне надоели, – сказал приятель, наливая.

– Они меня разочаровали, – сказал Андрей, выпивая.

– Больше не верю в свободу прессы! – сказал приятель, закусывая.

– Больше не буду слушать «Голос Америки»! – сказал Андрей, наливая еще.

– Давай на партсобрании выступим! – сказал приятель, чокаясь.

– Отпор клеветникам! – сказал Андрей. – Ну, поехали!

Выпили. Крякнули. Загрызли черняшечкой.

И вдруг сквозь стук телетайпов слышат какой-то шум и гам на улице.

Раскрыли окно – батюшки светы! Тверской бульвар перекрыт, пожарные машины, милиция, зеваки стоят за оцеплением.

Оказалось, в доме напротив жил корреспондент «Ассошиэйтед Пресс». Увидел пожар и позвонил по телефону в Америку.

Все кончилось хорошо. Пожар быстро погасили. В газетах об этом не писали. Зачем людей зря волновать? Зачем выискивать? Зачем нагнетать?

Поэт Давид Самойлов писал стихи с самого раннего детства.

Однажды он в семилетнем возрасте предстал перед очами Горького.

Уж не знаю, как это получилось. Возможно, Горький посетил школу, в которой учился будущий замечательный поэт. Ну, или как-то иначе это было. Неважно.

Важно, что маленький мальчик сказал Горькому:

– Я пишу стихи!

– Тогда прочитай, – сказал, окая, великий мэтр.

Давид Самойлов вытащил из кармана листок бумаги и прочитал:

– Танки! Стихотворение.

Всё.

– Хорошо, хорошо, – сказал Горький и взял у него листок. – Дай-ка глазами посмотрю…

Горький любил давать путевку в жизнь разным литературным новичкам. Но он был очень жестким редактором.

В его архиве есть рассказ какого-то безвестного начинающего автора. Короткий. Страничек пять или шесть.

Он весь исчеркан и выправлен. Почти все слова вымараны и сверху написаны новые. Многие слова поменяны местами. Целые фразы переписаны заново. Какой-то абзац перекочевал из середины рассказа в конец, но первая фраза из него ушла в начало. И так много раз. Если посмотреть на рукопись, то решительного карандаша Горького там гораздо больше, чем тусклой авторской машинописи.

То есть, по существу, перед нами новый рассказ М. Горького.

Но в конце он крупными буквами написал: НЕ ПОДОЙДЕТ!

28 января 1936 года в «Правде» была опубликована знаменитая редакционная статья «Сумбур вместо музыки». В которой, если кто забыл, бывший крупный советский композитор Шостакович объявлялся ничтожным формалистом.

Менее чем через два месяца, 20 марта, в «Литературной газете» появляется статья Юрия Олеши «Великое народное искусство». Она стоит длинной цитаты.

«Когда я писал какую-нибудь новую вещь, мне среди прочего было также очень важно, что скажет о моей новой вещи Шостакович, и когда появлялись новые вещи Шостаковича, я всегда восторженно хвалил их.

И вдруг я читаю в газете „Правда“, что опера Шостаковича есть „сумбур вместо музыки“. Это сказала „Правда“. Как же мне быть с моим отношением к Шостаковичу?

Легче всего было бы сказать себе: я не ошибаюсь, – и отвергнуть для самого себя, внутри, мнение „Правды“.

К чему бы это привело? К очень тяжелым психологическим последствиям.

Если я не соглашусь со статьями „Правды“ об искусстве, то я не имею права получать патриотическое удовольствие от восприятия этого аромата новизны, победоносности, удачи, который мне так нравится и который говорит о том, что уже есть большой стиль советской жизни, стиль великой державы. И поэтому я соглашаюсь и говорю, что на этом отрезке, на отрезке искусства, партия, как и во всем, права. И с этих позиций я начинаю думать о музыке Шостаковича.

Я вспоминаю: в некоторых местах она всегда казалась мне какой-то пренебрежительной. К кому пренебрежительной? Ко мне. Это пренебрежительность к „черни“. Я выпрашиваю у Шостаковича мелодию, он ломает ее в угоду неизвестно чему, и это меня принижает».