Он вцепился в ее одежду, его рука скользнула под шелковую блузку, и он резко потянул за бюстгальтер.
Она начала умолять:
– Пожалуйста, не делайте этого. Я не хочу.
Он схватил ее за лицо и сжал щеки так сильно, чтобы она замолчала и зло проговорил:
– Ты будешь молчать и делать то, что тебе прикажут. Запомни, вы, голландские шлюхи, здесь для нашего удовольствия. Генрих избаловал тебя, держал при себе. Ну, мы сейчас все исправим, правда? Если ты кому-то вякнешь, я убью тебя…И поверь, я сам скажу Генриху, что это ты, его шлюха, пришла ко мне.
Его рука скользнула ей под юбку, и он начала срывать с нее нижнее белье. Она рыдала, тихие слезы текли по лицу, тело исступленно дрожало.
Внезапно дверь спальни распахнулась и зажегся свет. В комнату, хихикая, ввалилась парочка – молодой солдат и голландка. Они остановились как вкопанные, увидев, что происходит:
– Подполковник, нам просто нужно взять с кровати пальто. Мы не хотели вас беспокоить.
Собираясь ответить, подполковник перекатился на бок и на секунду отпустил лицо и волосы Ингрид. Этого было достаточно. Что есть силы она оттолкнула его и скатилась на пол. Подполковник схватил ее за руку, но она отдернула ее, и он сорвал браслет, по полу рассыпались бусины. Она не задержалась, чтобы их поднять. Вместо этого, она вскочила на ноги и выбежала в открытую дверь. Схватив свою сумочку, оброненную в коридоре, когда он втолкнул ее в комнату, она, спотыкаясь, пробралась сквозь толпу в самый дальний от спальни угол.
Она все еще чувствовала как горло пульсировало от его хватки. Голова раскалывалась от боли, шею и челюсть ломило, и она была уверена, утром ее лицо превратится в один сплошной синяк. Придерживая край расстегнутой блузки, она пробиралась обратно по коридору, в голове стучало, а голос подполковника все еще звенел в ушах: «Если ты кому-то вякнешь, я убью тебя…И поверь, Генрих узнает, что это ты, его шлюха, пришла ко мне».
Оказавшись в спасительном пространстве комнаты, набитой людьми, она прижалась спиной к стене, чтобы не рухнуть, но ноги стали подкашиваться. Она попыталась успокоить дыхание. Жар от ее тела смешался с горячей липкой стеной, струйка пота потекла между лопатками, и тонкая шелковую блузка прилипнула к спине. Она оглядела свою одежду и, к своему ужасу, увидела верх кружевного кремового бюстгальтера. Трясущимися руками она застегнула блузку.
Когда ноги перестали неметь, Ингрид быстро прошлась по комнатам в поисках ванной; ей нужно привести себя в порядок до того, как она заговорит с кем-нибудь. В здании было много лестниц и лестничных площадок. Она заметила Ви у бара, та все еще ворковала с молодым солдатом, держа в руке высоко поднятую сигарету, откинув голову и смеясь над его фразой. Чувствуя себя в чужом теле, Ингрид растерянно смотрела вокруг. Как ей все это могло казаться нормальным? Неужели никто не узнал, что с ней только что произошло?
Наконец она отыскала ванную. Заперев дверь, Ингрид потянулась к голой кафельной стене, ее рука нуждалась в этом успокаивающем присутствии. Холодная плитка обожгла кожу, она поймала отражение в зеркале. Ее потрясло смотрящее на нее лицо: объятое ужасом, с растерянными глазами, почти парализованными страхом.
Она поправила юбку и нижнее белье, ополоснула лицо водой и промокнула щеки. Слезы застилали ей глаза, горло пересохло, пока она боролась с желанием закричать. Она должна держать себя в руках. Она не позволит ему победить. Генрих не должен узнать об этом. Отношения между ними и без того были такими сложными, он все время злился. И он может даже не поверить ей на слово, особенно, если она обвинит кого-то повыше рангом в партии. Она хотела, чтобы все просто исчезло.
Порывшись в сумочке, она отыскала что-то из косметики и торопливо накрасила губы алой помадой. Ее руки тряслись так сильно, что она едва смогла бы нарисовать прямую линию: пришлось другую рукой унять дрожащие пальцы, она отчаянно пыталась придать лицу хоть подобие порядка. Накрасив губы, она аккуратно вытерла подтеки туши, бегущими двумя стрелками по лицу, затем вернула волосам гладкие волны, расчесав всклокоченные и перекрученные пучки, стараясь не морщиться от пульсирующей боли в том месте, где он ударил ее головой о дверь, а затем схватил за волосы. Когда до нее дошла реальность происходящего, ей не верилось, что это случилось с ней, и, хотя она пыталась сопротивляться этому чувству, слезы катились по ее щекам горячим, густым потоком.
Когда она поняла, что она сможет снова смотреть в лицо этому миру, она тщательно промокнула глаза и вернулась, чтобы найти Ви. Еще издалека она чувствовала: он следит за ней, его глаза буравили ее, пока она шла через всю комнату. И хотя она не встречалась с ним взглядом, отголоски его слов, казалось, раздавались в голове с каждым шагом. Шлюха Генриха. Ингрид выпрямилась. Она не доставит ему удовольствия думать, что он ее запугал. Она не позволит ему сломить ее дух.
Внезапно рядом с ней оказалась Ви:
– Эй, вот ты где. Я искала тебя.
– Я была в ванной, – ответила Ингрид, не желая говорить о том, что только что произошло.
Ви что-то заподозрила:
– Ну что, хочешь выпить? – спросила она.
Ингрид согласилась:
– Хотелось бы чего-нибудь покрепче.
– Хорошо. – Ви приподняла бровь и велела бармену налить Ингрид большую порцию джина. – Вот, должен быть достаточно крепким, – она протянула Ингрид наполненный до краев стакан, и та его быстро осушила.
Ингрид сделала медленный, глубокий вдох, позволяя теплой, опьяняющей жидкости пригладить ее растрепанные нервы.
Каким-то образом Ингрид умудрилась провести остаток вечера, не выдав своего душевного смятения. Она так и не решилась рассказать Ви о том, что произошло: это казалось нереальным, слишком ужасным, чтобы признаться в этом вслух. Возможно, если не думать об этом, все это просто исчезнет само собой. Ингрид держалась рядом с Ви, а потом изобразила головную боль и попросила ее уйти пораньше. Страх не покидал ее, сообщая, что тело было травмировано гораздо глубже, чем боль и синяки, которые теперь зрели под ее кожей. Она благодарила Бога, что подполковника прервали, но все равно, ей было ужасно стыдно. Она чувствовала себя изнасилованной.
Пока она стояла одна, ожидая Ви с пальто, страх снова охватил ее, будто она все еще была заперта с ним в этой комнате. Она все еще ощущала его горячее тошнотворное дыхание на своем лице. Она все еще слышала ругательства в своих ушах. Она все еще чувствовала его руки на своем теле, разрывающую одежду, вцепившиеся в волосы. Ей потребовалось напрячь все силы, чтобы сосредоточиться на чем-то другом и заглушить крик, готовый вырваться из ее нутра. Она позволила утешить себя мыслями о Генрихе и грядущей послевоенной жизни, когда с улыбкой вела непринужденные разговоры.
Ви проводила ее до дома, она щебетала и ничего не замечала, пока Ингрид держала подругу за руку. Произошедшее всей силой накатывало на нее тошнотворными волнами, полностью парализуя. Вернувшись в безопасное пространство квартиры, она уже не могла сдержаться. Разразившись слезами, она упала на колени и зарыдала, прикрывая руками рот и заглушая вопли отчаяния. Меньше всего ей хотелось будить жениха.