Настоящая жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Брендон Тейлор cтр.№ 20

Его отец мертв – отец, который ничего для него не сделал.

Его нет уже несколько недель. Уоллас об этом забыл. Простить его ему не удалось, зато удалось стереть из памяти. В принципе, это почти одно и то же.

Отец. Его прошивает раскаленный, шкворчащий от жара шип ненависти. Мир искажается и выгибается перед глазами. Свою нынешнюю жизнь он старательно нарисовал поверх предыдущей. И думать о ней не желает. Глушит эти мысли. Людей из прошлого он почти не помнит, все они для него – не более чем промелькнувшие в толпе смутно знакомые лица. Это самое лучшее, что он мог сделать для себя – и для них. В конце концов, люди – всего лишь незаконные поселенцы, пытающиеся угнездиться в твоей жизни на птичьих правах.

– Смотрю, до сих пор трудишься, – раздается рядом. И даже не успев поднять глаза, Уоллас понимает, что это Дана.

– Представь себе, у некоторых дел по горло.

– А еще у этих некоторых огромное самомнение, – бросает она. И забирается на бывший стол Хенрика. Фигура у нее тощая, нескладная, угловатая, что составляет резкий контраст с широким лицом. Кожа на пальцах вечно обкусана и шелушится. Дана впивается зубами в заусенец у ногтя и принимается его отгрызать. Белый хрящик. Капелька крови. Оба они молчат. И смотрят друг на друга. Она поглядывает на него украдкой, как-то умудряясь смотреть одновременно и вверх, и вниз. На Дане огромная бесформенная толстовка, которая, кажется, вот-вот ее поглотит. Девочка в раковине. Прячется в нее, чтобы никто до нее не добрался. Ее едкое замечание Уолласа совершенно не задевает. Голосок ее звучит так тонко и отчаянно, что сразу становится ясно: эта снисходительность – напускная.

– Тебе что-то нужно, Дана? Я, видишь ли, очень занят, – говорит Уоллас, разворачиваясь к своему столу. И поправляет чаши рядом с микроскопом. Но аппетит к работе у него уже пропал. Руки больше не слушаются. Подрагивают пальцы, ноют костяшки.

– Да ладно, не выдрючивайся.

Ледяной смешок. Уоллас разгибает пальцы. Пахнет газом, голубое пламя разгорается все сильнее.

– Я не выдрючиваюсь, Дана. Я просто занят. Может, слышала такое слово – «исследование»? Представляешь, над ним приходится много «работать». Не знаю, знакомы ли тебе эти понятия…

– Говоришь, как Бриджит. У вас с ней прямо секта какая-то.

– Мы просто «дружим», Дана. Этот термин тебе тоже не знаком?

– Нет, признай, – не отстает она. – Вы двое дико заносчивые. Ведете себя, как будто кроме вас в лаборатории никого больше нет. С другими даже не разговариваете. Зато постоянно поливаете дерьмом за глаза.

– Дана, мы просто друзья. И нам нравится друг с другом общаться.

– Слышала я, как вы общаетесь. И знаю, что вы говорите у меня за спиной, – негромко замечает она.

Уоллас снова разворачивается на стуле. И с удивлением обнаруживает, что она смотрит вниз, в пространство между своих бедер. Сквозь волосы проглядывает сухая покрасневшая кожа головы. Странная какая-то поза. Дана сейчас похожа на мягкую игрушку, которую сунули на полку и там забыли. Расхлябанное, никому не нужное тело. И Уоллас внезапно проникается к ней сочувствием, вспомнив, что вчера вечером ее обсуждали, как объект всеобщего восхищения.

– Даже если мы и говорили о тебе, откуда ты можешь об этом знать? – спрашивает он, хотя ответ ему и так очевиден. Слухи курсируют в обе стороны. Симпатии и антипатии меняются. Он тут не единственный, у кого есть союзники. Но Дана не клюет на приманку. Снова принимается обкусывать пальцы. У Уолласа от одного взгляда на это начинает зудеть кожа на руках. – Кстати, я не считаю, что это ты испортила мой проект, если тебя это тревожит, – добавляет он.

На мгновение в отсеке повисает тишина. Пламя с шипением гнется под потоком воздуха. И с мягким прерывистым звуком выпрямляется снова. Слышно даже, как потрескивают, сгорая, примеси других веществ в потоке газа.

Но затем случается нечто странное: руки, ноги и плечи Даны начинают подергиваться, словно тело ее в разных местах прошивают электрические разряды. Она хохочет – сначала едва слышно, почти шепотом, но с каждой секундой все громче и громче. И откидывает голову назад так резко, что Уоллас пугается, как бы она не ударилась о полку. Но нет, она не ударяется. Продолжает хохотать. Хватается то за живот, то за бедра. В глазах блестят слезы.

– Боже, ты хоть сам себя слышишь? Какое самомнение! Полагаешь, мне не плевать, что ты обо мне думаешь? – Дана вытирает глаза. – Поверить не могу. Ты в самом деле считаешь, что мне есть до этого дело?

– Я тебя не понимаю, – на Уолласа внезапно накатывает такая усталость, какой он еще в жизни не чувствовал. – И не хочу понимать. Отстань от меня.

– Да, Уоллас. Это я испортила твой суперважный эксперимент, потому что мне по жизни больше нечем заняться. Именно так.

– Я же сказал, я не считаю, что это ты сделала. Хватит дурить.

– Я ненавижу тебя, Уоллас. И знаешь за что? Знаешь, за что я тебя ненавижу? За то, что ты считаешь себя дико важной персоной просто потому, что все время работаешь. Просираешь свою жизнь в лаборатории на тупые эксперименты, до которых никому нет дела, и еще смеешь мне говорить: у некоторых дел по горло. Подумать только, это ты говоришь мне. Ты! Ты не Кэти. И уж точно не Бриджит. И при этом считаешь, что имеешь право читать мне нотации.

Уоллас чувствует запах собственной крови. Дотрагивается до лица, проверяя, не пошла ли она носом. Но нет. Просто все вокруг вдруг приобретает ее металлический отблеск. Ее жар. Ее горечь. И вкус ее он тоже ощущает.

– Никто не читает тебе нотаций.

Дана выпрямляется. Она больше не хохочет, но в наступившей тишине еще звенит призрак ее смеха.

– Знаешь, что я думаю, Уоллас? Ты мизогин.

Это слово просвистывает мимо него, как серебряный дротик. И в горле горьким комком застревает сожаление.

– Я не мизогин.

– Только женщина может определить, кто мизогин, а кто нет, придурок. Это не тебе решать.

– Ладно, – говорит он.

– Раз я говорю, что ты мизогин, значит, так оно и есть.

Уоллас отворачивается. Спорить нет смысла. Вот почему в таких случаях он предпочитает помалкивать. Никому не жалуется и ничего не предпринимает.

– Вы, гребаные геи, вечно считаете себя самыми угнетенными.

– Я так не считаю.

– Думаешь, если ты гей и к тому же черный, то не можешь налажать?

– Нет, не думаю.

– Корчишь из себя королеву мира? – она шлепает ладонями по столу так громко и резко, что Уоллас подскакивает от неожиданности.

– Дана.

– Ты задрал уже. Я этой фигней сыта по горло. Ты постоянно разговариваешь со мной, как с пустым местом. Знаешь что, с меня хватит.

– Ничего подобного, Дана, я такого не делал. Я просто хотел тебе помочь. Но ты не принимаешь помощи, потому что тебе постоянно нужно кому-то что-то доказывать.