Один рассказ, опубликованный в конце 1855 года, не успевали включить в сборник «С наступлением тьмы». Первоначально он назывался «Конюх», а затем был переименован в «Женщину из сна»; это была яркая фантазия о жене-убийце, воплощавшая все фобии Коллинза по поводу института брака. История наводила на мысли, что, вероятно, иногда и вправду разумнее завести любовницу, чем жениться.
В Париже Коллинз застал семью Диккенса в квартире над фабрикой по производству экипажей на Елисейских Полях. Ему подобрали отдельное жилье в пределах того же участка, в павильоне, «напоминавшем по размеру, яркости и сходству с декорациями частный дом в какой-то пантомиме»
.
В Париже он снова заболел, страдая от «ревматических болей и изнурительной лихорадки», так что был опять прикован к постели. В окружении пилюль и настоек он наблюдал за жилищем привратника и оживленной большой улицей за воротами. «Если бы мой павильон был выстроен специально для того, чтобы болеть с наименьшим возможным дискомфортом, равных ему было бы не найти». Он следил за быстрой походкой и подвижностью жены привратника, присматривался к няне, «движения которой выдавали безнадежную стадию чахотки», наблюдал за «мрачным коричневым омнибусом местной клиники» и размышлял о методах лечения ее пациентов. Тема недугов была в этот момент для него центральной.
Однако его радовали положительные отзывы на сборник «С наступлением тьмы». Критик Atlas комментировал: «Немногие присланные нам за долгое время художественные произведения и наполовину так же хороши», а рецензент Leader утверждал, что «никто не умеет лучше рассказывать историю». Это действительно было сильной стороной Коллинза, прирожденного рассказчика. Наиболее детальный разбор пришел из Парижа. В конце предыдущего года французский критик Эмиль Форг, редактор Revue des Deux Mondes, написал длинный и вдумчивый обзор писательской карьеры Коллинза. Он хвалил автора за либеральные взгляды, ненависть к лицемерию, предрассудкам и продажности — всё это обозреватель называл типичными английскими пороками; для него было очевидно, что Коллинз презирает «ханжество» и «фальшивое пуританство». «Я прочитал эту статью, — писал Коллинз позднее, — сразу, как она появилась, испытывая искреннее удовольствие и искреннюю благодарность, и с тех пор стараюсь честно извлекать из нее пользу».
Болезнь не мешала ему работать, он закончил повесть о карьере обаятельного шарлатана. «История плута» написана веселым и нарочито оживленным стилем, словно специально обращенным к читателям Household Words, где она была первоначально опубликована. Это история Фрэнка Софтли, художника, занявшегося подделками, а затем ставшего фальшивомонетчиком; персонаж совершенно не способен сохранять серьезность, и Коллинз описывает его жизнерадостность в ритме галопа, переходя от одного приключения к другому. Это еще одна атака Коллинза на викторианскую респектабельность. Диккенс был уверен, что дело того стоит, и заявил партнеру по выпуску журнала, У. X. Уиллзу, что надо выплатить Коллинзу пятьдесят фунтов за авторские права на повесть.
Во время вынужденной малоподвижности Коллинз начал планировать сюжет следующего романа — «Тайна»
. Он всегда тщательно и методично прорабатывал структуру своих произведений. Он продумывал всё, вплоть до малейших деталей, а затем проходился снова, чтобы убедиться, что все элементы согласуются между собой. Ничто не случается в его романах беспричинно. Он всегда заранее решал, как история закончится. Даже если он не зафиксировал сюжет на бумаге, роман уже был написан «в голове». Он собирал материал, размышлял о нем, выстраивал невидимые линии притяжения, связывающие персонажей, «впрыгивая в чужую шкуру» — как он сам это называл, вынашивая мотивы и намерения. Его описание метода работы Бальзака — это и описание собственного труда: «Ему недостаточно было главной идеи, он прослеживал ее мысленно через все мельчайшие разветвления, посвящая этому процессу то количество спокойного усердного труда и самопожертвования, которое писателю меньшего масштаба вложить в работу не хватит ни ума, ни отваги».
Он описал сюжет в разговоре с Диккенсом, который моментально увлекся им и пришел в восторг. Диккенс не смог угадать финал, но предсказал Коллинзу, что это сочинение принесет много денег. Два романиста также обсудили новое театральное предприятие. Они размышляли о гибели одного из знакомых Хэрриет Коллинз, сэра Джона Франклина, возглавившего экспедицию в Арктику в 1845 году. В последний раз полярников видели летом предыдущего года, и в обществе бродили слухи и предположения о том, что могло с ними случиться после этого. В 1854 году другой путешественник говорил с охотниками-инуитами
, и те сказали, что несчастные мореплаватели стали жертвами голода и каннибализма. Это сообщение вызвало на родине настоящий взрыв эмоций. Именно на таком фоне Диккенсу и Коллинзу пришла в голову мысль создать масштабную мелодраму о полярных просторах.
Коллинз медленно выздоравливал, в том числе за счет парной бани, или ему так казалось; больше всего его радовало, что он уже мог выходить в город вместе со своим прославленным товарищем. Он встречался со многими знаменитыми французскими писателями, восхищался «улучшениями» в Париже, проводимыми под руководством Османа. Он посещал театры, художественные галереи и рестораны, отношения между полами были здесь свободнее и проще, чем в Лондоне. Он также сделал неожиданное открытие. Изучая один из бесчисленных букинистических прилавков города, он наткнулся на книгу Мориса Межана «Собрание известных дел» — компендиум сенсационных преступлений, одно из которых послужило источником вдохновения для «Женщины в белом».
Он уехал внезапно и поспешно 10 апреля, жена привратника принесла Диккенсу его торопливую записку, Коллинзу даже не хватило времени оплатить счета аптекаря. Вероятно, его вызвали срочные новости из Лондона. Хэрриет Коллинз уже съехала из дома на Ганновер-террас, передав мебель на склад в ожидании нового дома в районе Мэрилебоун; сама она отправилась за город, а Чарльз снял временное жилье на Перси-стрит. Уилки оказался между небом и землей. Впрочем, он быстро нашел квартиру на Хоулэнд-стрит — узкой улице рядом с Тоттенхэм-Корт-роуд и в нескольких ярдах от морского магазина Кэролайн Грейвз. Следовательно, можно предположить, что он поселился вместе с ней и ее дочерью в так называемых меблированных апартаментах. Может быть, из соображений приличия он арендовал жилье не вместе, а по соседству с Кэролайн Грейвз.
Это были темные комнаты на безликой улице в одном из самых мрачных районов Лондона, резко отличавшемся от Елисейских Полей и Парижа; и тут Коллинз снова заболел. Позднее он писал: «Я смотрел в окно на грязного цвета стены и озабоченные лица, видневшиеся сквозь пропитанную дымом атмосферу, и должен признать, что меня обслуживали (а некая домашняя прислуга предполагалась) люди сумрачного вида, которые, казалось, давным-давно не видели и проблеска солнечного света». Это был истинный Лондон, который Коллинз называл «Грязная улица». Здесь он заинтересовался тяжелой участью молодой служанки, которую удивило его вежливое обращение. Для нее «жизнь означала черную работу, низкую зарплату, тяжелые дни, никаких выходных, никакого будущего. Ни один человек не создан для такого».
Одним из плодов короткого пребывания на Хоулэнд-стрит стал страстный и впечатляющий рассказ «Дневник Энн Родуэй», в нем чувствуется глубокое погружение в жизнь бедноты. В каком-то смысле это криминальная история, в которой появляется первая женщина-детектив в английской литературе. Энн Родуэй — нищая швея, ее подругу приносят в комнаты после фатального удара по голове, женщина сжимает в руке обрывок галстука, и после ее смерти Энн Родуэй использует его как ключ к раскрытию убийства.