– Отлично. Идем?
Белые и алые тона были ей к лицу. Правда, погон Яне не полагалось, но что поделать? Она ведь не военный. Даже не мужчина. Она дама и полком командовать не может. Галун, гербовые пуговицы, манжеты и воротник – да. Бранденбуры – тоже. Но не погоны
[14].
Ордена, кстати, Яне тоже не полагались. Ни единого. Не за что. Да и самой себя награждать, что ли? Вот еще похабщина какая! Поздний Брежнев. Фу!
– Да, тора Яна.
* * *
Гришка нервничал.
А то ж нет? Будешь тут и переживать и ерзать так, что лошадь шарахается! Вы сами подумайте – к упырям в зубы-то ехать! Но атаман приказал, подчиняться надо.
Так что ехал Гришка, молился и образок не снимал.
А помимо того обзавелся еще святой водой во фляге, осиновым колом и парой головок чеснока.
Да, и зубчик жевал…
Вы ж знаете, упыри енто дело не любят! И чесночников жрать не станут!
Правда… для начала от Гришки стали держаться подальше все спутники, но это они от глупости! Точно! Вот сами бы упырицу повидали, когда она шаг от костра делает, а на губах у нее кровь… и на пальцах кровь… и вся она в крови (кровь увеличивалась пропорционально числу рассказов). То-то бы струсили, дураки!
То-то замолчали бы!
Вольно им надсмеиваться! Зато Гришка один раз уцелел, а ежели Творец милостив, то и второй раз спасется.
Так и ехали они до Ирольска. А тама…
В город-то их пропустили. Но оружие приказали убрать, перевязали его так, чтобы не достать было, а когда ребята начали возмущаться, выразительно показали на пулемет. Пока – молчащий.
На том споры и закончились. И проследовали «счастливчики», общим числом десять человек, во главе податаман Роман Паницкий аккурат до центральной площади. Там штаб Валежного и располагался.
В штаб их, понятно, не пустили. Письмо забрали, ждать приказали… ну, «счастливчики» и думать не стали.
Уселись в теньке, припасы достали. Кушать хотелось… Авось успеют пообедать, пока то да се…
Гришка, будучи в нервическом расстройстве, зажевал вторую за утро головку чеснока, после чего рядом с ним даже мухи пролетать боялись. Оставалось ждать.
Пообедать они действительно успели.
Потом дверь штаба (агромадная домина в четыре этажа, поди протопи ее зимой!) распахнулась, и наружу вышла… вышли…
Гришка прищурился.
Солнце било в глаза, но идущих к ним людей было видно.
Во главе шел или мальчишка, или кто-то еще… но явно молодой. Следом поспешал Валежный, этого ни с кем не спутаешь. Остальных военных Гришка просто не знал, но, судя по эполетам, шнурам, орденам… можно в струнку тянуться.
Или не стоит?
Выбора им не оставили.
Яна подошла почти вплотную, давая себя разглядеть. Фигуру, затянутую в мундир, молодое лицо под фуражкой… а потом прищурилась.
– Встать.
Слово хлестнуло плетью. Но… это же «счастливчики». Гвардейцы бы вытянулись во фрунт. Эти – поднимались, почесываясь. Яна не разозлилась, нет. Она и планировала подобную воспитательную акцию. Для того и сопровождение было.
– В кнуты их!
Конвой команду понял правильно.
Кнут…
Сколько идиллических картин нарисовано. Вот идет пастушок, босоногий, в подпоясанной рубахе, с кнутом, который небрежно повешен на плечо, и коровки рядом, и картина-то мирная… и забыли все, что кнут – грозное боевое оружие. Ох какое грозное.
Им можно выхлестнуть глаз, им можно снять пчелу с уха у коровы, им можно… да и убить человека им можно. Конечно, не всяким. Но захлестнуть шею, к примеру, и придушить?
Запросто.
Этого со «счастливчиками» не сделали. Но жалящие удары с трех сторон быстро заставили их подтянуться. Подобрать ноги и пуза…
– Сброд и отребье, – резюмировала Яна.
Над площадью царила тишина. Один особенно умный попытался что-то вякнуть, но тут же получил кончиком кнута по губам и понял намек.
– Хозяин шваль, и люди такие же.
К Счастливому Яна была несправедлива, но это тоже война. Только информационная…
Ты посмел отрубить голову моему человеку?
А я сейчас втопчу тебя в грязь.
– Посмотрите на это… позорище! Мундира нет, одежда с бору по сосенке, стоят, как бык поссал. – Яна без зазрения совести пользовалась армейскими оборотами Советского Союза. Быки – они при любой власти будут. – Да и чего ждать от вчерашних разбойников? Кто старший?
– Ну… – признаваться податаману не хотелось, но взгляды соратников выдали его с головой. Яна презрительно оглядела податамана, который тут же разозлился. А что? Обычно ему другие взгляды доставались! И было с чего!
Роману всего-то двадцать восемь лет, в плечах широк, на лицо хорош, черный чуб завивается, густо маслом намазанный… от баб – отбоя нет. А эта смотрит с таким отвращением…
– Представляйся как положено! – рявкнула Яна. – Имя, звание! Тьфу, банда!
– Податаман Роман Паницкий, – обиделся Роман.
Яне послышалось «пан-атаман», и она с трудом придавила неуместный смех. Не ко времени.
– Значит, «счастливчики»… – нежно протянула она. – Податаман, а вы знаете, как прислал ответ ваш атаман?
Роман знал.
Побледнел, сглотнул…
Яна хмыкнула:
– Может, и мне так же поступить? Тор генерал, у нас в хозяйстве большой чемодан найдется? Кожаный?
– Найдется, ваше императорское величество! – браво гаркнул Валежный, наслаждаясь спектаклем.
– Вот. Чтобы десять голов вместил. И чтобы в дороге не воняло сильно… килограммов двадцать соли.
– Так точно, ваше императорское величество!
Яна улыбнулась.
И улыбка ее была копией той, что на дороге.
Вот тут-то Гришка и не выдержал! И кто б на его месте выдержал!
– Упырица!!! Сгинь, рассыпься!!!
И в Яну полетел образок, коих у Гришки были полны карманы. Поймала его Яна на рефлексах. Поймала, осмотрела, пожала плечами.
– Они не только бандиты, но и идиоты?
Гришка бился в захвате сразу трех кнутов. Два захлестнули руки, один – шею. Говорить он не мог, но булькал очень выразительно.
Валежный, который был немножечко в курсе ее приключений по дороге, хмыкнул.
– Ваше императорское величество, мне кажется, молодой человек решил, что вы – нежить.