Сожрать?
В том-то и дело…
Можно. Но… неохота.
Хелла смотрела и улыбалась. Вот из кого получилась бы идеальная жрица. Идеальная аватара.
Холодная, рассудочная, безжалостная, жестокая… полная льда и холода. Никого и ничего не пожалевшая на своем пути.
Никогда…
Анна сделала ей королевский подарок. За такую душу можно сотню других списать.
– И что же мне с тобой делать? – вслух произнесла богиня. – Что?
Душа молчала. Здесь и сейчас права голоса у нее не было. И это тоже было – наказанием.
Богиня поразмыслила еще немного и прищелкнула пальцами, открывая окно в мир. Ледяной. Холодный. Заснеженный.
Полный полярного сияния.
– Ты родишься там. И проживешь там. Там, где твоей душе будет хорошо. Там, где ты научишься заботиться о других превыше, чем о себе. Там, где не выжить без взаимопомощи. И если ты пройдешь эту жизнь достойно, я дам тебе шанс послужить мне. А если нет… Тогда и не жалко.
Все задатки у этой души есть. Ей только надо научиться тому, чего у Хеллы никогда не было. Человечности.
Полярный круг отлично этому учит. Будешь мразью – не выживешь. Не протянешь руку – не выживешь. Не научишься заботиться о других вперед себя – тоже…
Снег многое скрывает, но многое и показывает. И Хелле хотелось посмотреть на результат.
Она улыбнулась краешками губ – и прищелкнула пальцами.
И в одном из чумов громко заплакал ребенок. Девочка.
Ледяной ад?
Хелла не помнила, кто это сказал. Но была не согласна. Скорее, чистилище. Вот и почистим с души все наплывы. А потом посмотрим, что получится. Слишком хороший ресурс, чтобы просто так им раскидываться
[9].
Русина, Звенигород
– Тощий, ты издеваешься, что ли?
Митя Ромашкин смотрел с искренним возмущением.
Давний его поставщик взрывчатки по кличке Тощий тоже смотрел. Со смущением.
– Митяй, ты не злись. Правда, считай, что и нет ничего…
– Серьезно?
– Все взяли. Подчистую выгребли. И не только у меня. У Сизого взяли, у Феоктиста…
Митя поднял брови.
– Для чего?
А правда, кому и для чего может понадобиться несколько сотен килограммов взрывчатки? Сразу предчувствия такие… неприятные.
– Не сказали. Тебя вот спроси, ты ж не скажешь?
– Не скажу. А только и ты не первый день на свете живешь. Тощий, ты меня за дурака держишь? Чтоб ты – и ничего не разнюхал?
– Ну… есть немного, но сам понимаешь…
– Не нукай, по делу говори. Чего боталом звенишь, как на колокольне?
– Говорят, для освобожденцев скупают. Те хотят подходы к городу заминировать, а если кто сюда пойдет… ты понял?
Митя понял.
Надо бы отписать Валежному. А для начала поговорить с Тигром.
Но это потом, потом… а пока – где же можно разжиться взрывчаткой? Прямо хоть ты юность вспоминай да и садись смешивать…
Нет!
Это дилетантство!
А для наших гостей из Лионесса только самое лучшее! И побольше, побольше…
Увы, удача была не на стороне Мити. Взрывчатки решительно не отыскалось. Пришлось корректировать план. Не обращаться же к жому Тигру с просьбой отсыпать пару килограммов на карман? Не поймет…
* * *
Есть такое место, куда даже короли пешком ходят. Увы…
Новомодная придумка, ватерклозет, на беду, не работал.
Можно бы и ночной вазой воспользоваться, но имелся у тора Вэлрайо такой пунктик: не выносил он этого запаха в комнатах. За то и ночные вазы не любил. В доме их, считай, и не было.
Приходилось топать на двор, в небольшое деревянное строение. Из-за этого Освобождения, увы, главная насосная станция Звенигорода не работала. Когда освобожденцы заняли город, нашелся там энтузиаст-монархист. Ну и испортил всю систему. А починить – это не средний ум нужен. Это и голова, и руки…
Одним словом, топай, дружок, на двор. А зимой холодно.
А летом воняет.
Но – куда деваться
[10].
Дикая страна, дикие люди…
О том, что в просвещенных Лионессе и Ламермуре нечистоты просто вывозили за стены города, тор Вэлрайо не думал. Он в таких местах не живет. Его это не касается
[11].
Посол чем-то изволил отравиться. Увы… благородного тора пробрал вовсе даже не благородный понос. Понятно, повара приказали выпороть, но пострадавшего это не спасло. И пришлось отправляться на двор.
Впрочем, от поноса его вылечили радикально.
Представьте себе ощущения.
Сидишь ты, расслабился, размышляешь о судьбе мира, как гордый орел на высокой скале, и тут открывается дверь, на пороге вырастает темная фигура и под горло тебе упирается длинный клинок. Ты не видишь, конечно, но по ощущениям это именно оно – острое и очень холодное. И такой же холодный голос информирует:
– Вякнешь – пропорю насквозь и спихну вниз. От заражения сдохнешь.
Тут-то понос и перешел в запор. Каким чудом благородный тор еще в дырку-то не провалился? Хотя Митя его бы за шиворот удержал, не дал погибнуть во цвете лет…
И вежливо предложил:
– Ты штаны-то натяни. А то некрасиво получается.
Штаны тор Вэлрайо натянул. И даже застегнул. А потом получил по голове – и ничего уже не помнил. К его большому счастью.
* * *
– Я понимаю, что Лионесс – то еще г… – рассуждал Митя пару часов спустя, отмокая в ванне. – Но почему обязательно мне в него надо было вляпаться? Попросить, что ли… как вы там говорили, государыня? Надбавку за вредность? Точно, надо попросить…
Мочалка, которую при этом критически разглядывал террорист, промолчала. Да и ладно…
А ведь и правда вредное производство.
От идеи взорвать к лешему посольство Митя отказался. И перешел к более простым вариантам. Ему же конкретный тор нужен? Вот на него и поохотимся.
Несколько монет кухонному мальчишке – и тот умудряется «посолить» блюдо для тора.