Миллион лет назад, ответила Джен.
Мне нужен рекламный агент, сказала Ночная Сучка. И я тебе заплачу – ну, когда-нибудь.
Какого черта? Джен рассмеялась. К ним, растрепанным, застывшим в птичьем зале, подбежали дети. На этот раз уже Ночная Сучка взяла под руку Джен.
Пойдем походим, сказала она. – Поговорим. У нас столько дел.
Дома она открыла «Справочник» и прочитала следующее:
«Я хочу, чтобы вы знали: никогда раньше в истории женщин, волшебных или нет, они не были наделены большей властью, большей возможностью соприкоснуться с удивительными силами, большими средствами добиться того, что необходимо для их эволюции и реализации».
Во-первых, прочитай эту книгу. Во-вторых, смотри. Вот так я бегу. Вот так появляюсь среди ночи. Вот моя кожа. Вот мои вещи. Вот мои планы и мечты. Видишь этот танец? Этот жест? Это животное? Это заклинание? Выучи все это. Хорошо. Раздевайся. Беги. Нападай. Атакуй. Валяйся в грязи. Иди на запах. Вот мышь. Вот жеваная жвачка, которую приятно лизать. Полакай из лужи, прыгни в ручей. Следуй до той темной аллеи. Присядь. Зарычи. Остановись. Замри. Вот жертва. Вот твоя сила. Вот как я убиваю животное. Не дрожи. Не отворачивайся. Посмотри ближе, посмотри сюда, в самое сердце насилия, в самое сердце отчаяния. Медитируй. Спи или не спи. Вот как отрастить волосы, вот как от них избавиться. Слушай. Слушай больше. Застынь, потом двигайся. Обследуй свои зубы. Заботься о своей шерсти. Требуй больше, делай меньше. Говори, не спрашивай. Вой, вой, вой на луну.
Ванда Уайт говорит, что тайны вселенной открываются в обыденном, в теле, в этом дне, в травах и в небе. Забудь о цивилизации. Есть только женщина и природа, ее собственная природа.
О боже, пробормотала Джен, стоя в лунном свете. Ее лицо было забрызгано грязью. О боже. Ты. Это ты.
Может быть, если уж говорить совсем честно и откровенно, Ночной Сучке хотелось, чтобы муж открыл ее секрет. Поскольку она уже вовлекла Джен в свое искусство, свой проект, свой план, теперь она чувствовала еще более неправильным скрывать его от мужа – ее мужа, который первым показал ей японок, писающих на осьминога, и другие прелестные картинки. Ведь разве он не обрадовался бы, если бы жена открыла ему свою истинную природу? Вдобавок публичный показ был все ближе, она была готова представить свой проект все большему и большему количеству людей. И разве ее муж не доказал, что готов поддержать ее самые причудливые проекты? Несмотря на все их ссоры и все ее обвинения в последние месяцы, разве он не был ее союзником, может быть, даже самым преданным поклонником? Несомненно, такого рода мысли одолевали Ночную Сучку, когда она готовилась к премьере, когда она читала Ванду Уайт и собиралась раскрыть свои таланты.
Обычным субботним вечером Ночная Сучка невинно отправилась вынести мусор, но внезапный порыв ветра донес до нее запах разлагающегося кролика, закопанного несколько недель назад – конечно, не так глубоко, как кошка, которой они вырыли приличную могилу в четыре фута. Для кролика она выкопала небольшую ямку и – о, этот запах! Такой густой, мрачный и ядовитый, запах крови, грязи, дерьма и гнили. Она избегала этого запаха, потому что не могла ему противиться, но сегодня, пока муж наверху укладывал сына, она ведь могла ненадолго прогуляться туда и посмотреть, верно? Нет ничего плохого в том, чтобы пройтись по рыхлой земле под яблоней, под широкими листьями хосты. Нет ничего плохого в том, чтобы встать на колени на мокрую землю, запустить руки чуть глубже, ища клочок меха, косточку, сухожилие. И конечно, разумнее будет снять с себя всю одежду, чтобы не испортить, не испачкать, не пропитать зловонием падали. Ведь так!
Ей просто хотелось… увидеть кролика. Вдохнуть его запах. Может быть, немного изваляться в нем, а потом, конечно, принять долгий горячий душ с большим количеством мыла и всего остального, что помогает вернуться к цивилизации.
Она нашла кусочек мышцы, замаринованный в грязи. Что она ощутила – запах разложения? Минеральный привкус грязи и старой крови? Почти сладкую гниль самой плоти? Всего лишь небольшой кусочек, подумала она. Даже не кусочек, а скорее прикосновение языка. Это будет своего рода вяленое мясо, сказала она себе, которое так приятно жевать. Сочное. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, держа в руках клочок падали.
Муж стоял в сумерках за ее спиной. И молчал.
Она думала, что ее охватит паника, но ощутила лишь безграничное спокойствие. Он знал. Он видел, кто она такая. Она такой и была, ведь верно? Он мог с этим справиться. Она была девушкой, женщиной, беременной женщиной и матерью, а теперь станет вот этим существом, каким бы оно ни было. Диким, буйным существом со странными желаниями. Упрямым и злым, но вместе с тем мягким и нежным. Творцом и темной силой, бродившей в ночи. Благородным намерением и грубым инстинктом.
Привет, захотелось ей сказать. Я твоя жена. Я женщина. Я животное. Я стала всем. Я новая и вместе с тем древняя. Мне должно быть стыдно, но стыда уже нет.
Твой новый проект, сказал он и рассмеялся. Вся твоя собачья чушь. Полночные прогулки. Я понял.
Да, ответила она, погружаясь глубоко в пустое, открытое пространство внутри нее, где она долго смотрела в бескрайнее, бесконечное небо. Она пыталась что-то вспомнить. Это было так далеко. Ее муж ждал. Темная рана, окружавшая их, шевелилась и щелкала. Животные над их головами носились по веткам, листья тяжело подпрыгивали.
Да, сказала она, помолчав. Она смотрела на мужа так, словно видела его впервые. Да, с собаками. Проект.
Бросив останки кролика в грязи, она подползла к нему, пригнулась, зарычала, стала царапать землю. Она рванулась вправо и взлетела, помчалась по периметру лужайки, чтобы ощутить силу своего тела, ощутить прохладный ночной воздух на коже и в волосах. Она перепрыгнула через невысокий забор и покатилась по заросшей траве лужайки их соседа, почесывая спину, бедра, ноги, подошла к полевым цветам, помочилась на них.
Она видела мужа – темное пятно на темной лужайке – и побежала к нему, снова перепрыгнув через забор одним изящным движением, наскочив на него, положив руки ему на плечи, измазывая его шею запахом грязи, сырости и собаки. Сбила мужа с ног, лизнула его лицо, шею, живот, вдохнула запах его промежности, взялась зубами за край его боксеров и потянула вниз.
Он рассмеялся. Он смеялся, и смеялся, и смеялся, и вскоре они оба были собаками и любили друг друга.
Потом, в душе, муж положил руки на ее исцарапанные плечи, заглянул ей в глаза.
Это твоя лучшая работа, сказал он, и что-то в его лице смягчилось и сломалось. Хотя они были вместе больше десяти лет, она осознала лишь сейчас. Глядя в его лицо, она увидела, что он любил ее и гордился ею. Всем, что она делала. Что он никогда не хотел разрушить ее карьеру. Что он всегда желал ей счастья, делал все возможное, чтобы дать ей возможность творить, видел, что в ней бушует сила, не зависевшая ни от него, ни от их сына, но вместе с тем контролируемая ими. Что он готов ради нее на все возможное, потому что любит ее, предан ей, и это почти детское обожание никуда не делось, пусть и скрылось в суете дней долгих и долгих лет.