— Нам приказано примкнуть к ним, — объявил Питер, — и вместе отправляться из Карачи.
— А что с людьми здесь? — спросил Люк, хватаясь за соломинку. — Дивизия Элдиса?..
— Половину мы берем с собой, а остальные остаются под командованием Уиттакера. Он сам этому не слишком-то рад.
— Ему надо было отказаться, — заметил Люк.
— Именно это я ему и предложил, — ответил Питер. — Но он напомнил, что теперь я в армии.
— Господи, — бросил Люк.
— Куда вы поплывете? — спросила Мэдди. — В Англию?
— Возможно, — ответил Люк. В его голосе звучало куда больше уверенности, чем он чувствовал на самом деле. Что он ощущал явно и в полной мере, так это раздражение. Он понятия не имел, куда именно отправят лахорцев, понимал лишь, что, в отличие от шестой пунской дивизии, местом дислокации которой являлся Персидский залив, они окажутся по меньшей мере где-то в Европе.
Питер продолжил. Он сказал, что еще не сообщил Делле, но, очевидно, одну ее здесь он оставить не может, и, повернувшись к Мэдди, спросил, сможет ли та взять подругу с собой седьмого числа.
— Да, — безжизненно ответила Мэдди, не сводя глаз с Люка, — конечно.
Он тоже безотрывно глядел на любимую, пытаясь представить, что покинет ее сегодня вечером, уже сегодня вечером, но никак не мог. Люк беспрестанно ломал голову над тем, чтобы найти выход. Но выхода не было, и он это знал. Никакого выхода.
Мэдди подошла к нему и обвила руки вокруг его талии. Инстинктивно он привлек ее к себе, и все его тело мгновенно расслабилось, ему стало спокойнее. Но в мозгу Люка вертелось, что всего через несколько коротких часов эта возможность будет утрачена (хорошо, если не навсегда). У них двоих оставалось так мало времени. Совсем ничего. Впрочем, им всегда бы его не хватало…
— Мы отплываем в одно и то же время, — услышал Люк собственный голос. Он говорил больше для себя, чем для нее. — Через две недели мы снова будем вместе.
— Две недели, — эхом повторила Мэдди и подняла на него взгляд. Ее глаза казались прозрачными, как стекло, и ярче, чем обычно.
Люк выдавил из себя улыбку, чтобы она тоже улыбнулась ему в ответ.
Мэдди попыталась. Он понял это по тому, как нервно дрогнули ее щеки. Но улыбки не получилось. Люк видел такое впервые, и это сломило его.
Знала ли она, что их ожидало?
Много раз он спрашивал себя потом. Он спрашивал об этом и у нее в своих письмах.
«Нет, — писала она в ответ, — откуда же мне было знать».
Они думали, что Люк отправится в военный городок к Уиттакеру, а потом вернется и они смогут провести день вместе, как и Питер с Деллой. («Печально оставлять ее, — посетовал Питер, — но не говорите ей пока об этом».) Уиттакер, который вовсе не был черствым человеком, отпустил всех семейных мужчин к родным, чтобы они успели попрощаться. «В восемь вы отплываете в Карачи, — сказал он. — Главное, не опаздывайте на транспорт, идущий в порт».
Думать о транспорте и корабле Люку совершенно не хотелось. Он намеревался провести все оставшееся время в постели с женой-красавицей, о какой можно только мечтать, позабыв о врученной Уиттакером военной форме с майорскими планками на рукавах, вещмешке и винтовке со штыком, на которых болтались теперь бирки с его именем.
Последнее, что ожидал увидеть Люк, перешагнув порог своей квартиры, — это наспех набросанную Мэдди записку, гласившую, что отец увез ее в госпиталь, где работал Гай Боуэн. Люк и представить себе не мог, что они проведут остаток дня, сидя друг возле друга на неудобных деревянных стульях в оживленном больничном коридоре, с тревогой ожидая, придет ли в себя Элис. Они старались сохранять спокойствие, хотя и представления не имели, все ли будет хорошо с ее матерью. Мир перевернулся с ног на голову, и всё стало зыбко и непонятно. Взявшись за руки, Люк и Мэдди глядели на дверь палаты, а стрелки часов безжалостно бежали вперед. Каждый из них хотел бы провести это время как угодно иначе, только бы не так, под гнетом тишины, рожденной страхом грядущего расставания, ко выпора у них не было.
Пришел Гай. И Люк в полной мере оценил его выдержку — майор вел себя безупречно: спокойно сказал Мэдди, что беспокоиться не нужно, операция прошла как нельзя более удачно. Причем говорил тем твердым, полным самообладания тоном, каким на медицинские темы обычно рассуждала мать Люка. (Мысли Люка обратились к маме. Нынешняя война, должно быть, до смерти ее напугала — в этом он не сомневался. Ей, тогда юной медсестре, пришлось испытать на себе весь ужас ратных полей во время первой англо-бурской войны. Встреча с матерью была единственным лучиком света, связанным с его срочным отъездом.) Гай продолжил свою речь, выразив сожаление, что этим вечером Люку нужно уезжать, и, по-видимому, был искренен. Майор мог бы даже понравиться Люку, если бы не уверенность в том, что тот влюблен в его жену.
— Я и сам скоро уезжаю, — заметил Гай, — но задержусь здесь немного дольше и смогу позаботиться обо всех вас, Мэдди.
— Прекрасно, — заметил Люк.
— Сколько мама пробудет в больнице? — спросила Мэдди.
— Посмотрим, — ответил Гай. — Главное, не допустить развития инфекции, — он оглянулся на дверь палаты. — Не хотелось бы повторения… — он осекся, по-видимому, вовремя спохватившись.
Но почему?
Мэдди нахмурилась и, вероятно, тоже насторожилась.
— Повторения чего? — спросила она.
— Ничего, — ответил Гай. — Прошу извинить меня, я всю ночь на ногах. Сам не понимаю, что говорю.
— Вы можете сказать что-нибудь еще? — спросил Люк.
— По сути — нет. Мне пора… — Гай повернулся, собираясь уходить.
— Подождите, — с очевидным нетерпением потребовал Люк.
— Гай, — почти в такой же манере произнесла Мэдди, — пожалуйста.
— Простите, — повторил майор Боуэн. — Позовите меня, если она очнется.
И с этими словами ушел.
Мэдди посмотрела ему вслед, издав всхлип, выражавший не то смирение, не то разочарование.
— Хочешь, я пойду за ним и заставлю сказать? — предложил Люк.
— Заманчиво, — ответила Мэдди. Она перевела взгляд покрасневших глаз на палату Элис, где Ричард отбывал свою вахту у кровати жены. — Но я лучше еще раз спрошу у папы, когда она проснется.
К моменту, когда опустились сумерки, Элис все еще находилась в беспамятстве. Люк с безжалостной отчетливостью понимал, что в порту его ждет корабль и тянуть с возвращением в военный городок он больше не может, если, конечно, не собирается попасть под расстрел за дезертирство. (Не лучший вариант.) К тому же теперь он был в ответе за людей — за сотни людей, которые так же, как и он, покидали дома и семьи. Возможно, он — не лучший командир, но солдаты не должны от этого страдать. Ведь в том нет их вины. Они будут его ждать.
— И пытаться понять Питера с его ужасным урду, — пошутила Мэдди и снова мучительно попыталась улыбнуться. По темнеющим коридорам госпиталя они вместе направились в сторону выхода самым медленным шагом.