Эмма остановилась возле кабинета доктора Арнольда.
— Вот мы и пришли, — пояснила она, что было и так ясно. — Доктор позвонит мне, когда вы закончите, и я провожу вас наверх.
— Спасибо, — поблагодарил офицер Джонс, — вы очень добры.
— Ну что вы, — сказала Эмма, почувствовав, как ее сердце вновь наполнилось жалостью, несмотря на отсутствующий вид офицера. — Мне было исключительно приятно.
Он смотрел, как благонамеренная женщина торопливо удаляется прочь вместе со своей болтовней, улыбками и преданиями про старинные особняки. Он уже знал, что раньше в госпитале располагался дом для умалишенных. Водитель санитарной машины рассказала. «Говорят, там есть привидения», — с милостивым пренебрежением к его расшатанным нервам поведала она. Убедившись, что сестра Литтон ушла, Джонс глубоко вздохнул, постоял в тишине, чтобы обрести твердость духа, и постучал в дверь кабинета. Несмотря на усталость, он был счастлив оказаться здесь. Ему пришлось с нетерпением дожидаться места в Пятом королевском госпитале, потому что лечащий врач в лондонской больнице общей практики сказал, что за Арнольдом закрепилась репутация волшебника, творящего чудеса.
Джонс ненавидел фамилию, которой его теперь называли, но приучился соотносить себя с ней, свыкся с досадным ощущением неправильности, потому что понятия не имел о том, какая фамилия правильная. И ему было необходимо чудо. Он не представлял, как сможет существовать в этом жутком месте, где от стен отдается эхо, где он будет видеть сгорбившихся в креслах гостиной людей и того постоянно трясущегося типа. Но он твердо верил, что Арнольд поможет ему выбраться отсюда, исцелиться.
Вспомнить.
Он отчаянно хотел вспомнить.
Дверь открылась. Из-за нее выглянул худой пожилой мужчина. У него были седые, тщательно расчесанные волосы и еще более седая борода. Одет он был в широкие брюки и жилет, на шее красовался галстук-бабочка, а поверх всего был накинут вязаный кардиган. Доктор улыбнулся, наклонил голову и взглянул на нового пациента поверх очков.
— А вот и вы, — обрадовался он. — А я уж было начал посматривать на часы, — он отступил назад и махнул рукой, приглашая в заставленный книгами кабинет. — А вы уже тут как тут.
Арнольд не назвал его ни офицером Джонсом, ни Томми, ни просто Томом.
Тем самым он сразу же вызвал его симпатию.
Доктор указал на кресло слева, возле камина. Джонс послушался. В кабинете было тепло, особенно по сравнению с продуваемым насквозь коридором и улицей, где повсюду лежал снег. Джонс почувствовал, как кожу под синей пижамой начало покалывать от тепла.
Арнольд налил обоим чаю.
— Вы решили, как вам больше нравится? — спросил он.
Джонс слегка улыбнулся.
— Просто с молоком.
— Мне тоже, — сказал доктор. — Вот и прекрасно. А теперь позвольте, я расскажу вам, что мы будем делать.
Он сказал, что первый прием будет коротким, меньше часа. Последующие станут длиннее, хотя ему не хотелось бы утомлять пациента.
— Я понимаю, что вы, наверное, очень и очень устали.
Так и было на самом деле. Усталость — это все, что он помнил о своей жизни.
— Сегодня говорить буду по большей части я, — продолжил Арнольд. Слово свое он сдержал. Доктор рассказал Джонсу, что все пятьдесят два пациента Пятого королевского госпиталя страдают от неврологических недугов. Кто-то частично потерял память, кто-то, как и он, лишился ее полностью. А есть и те, кто, наоборот, держится за прошлое слишком крепко.
— И я даже не знаю, какое из этих двух зол меньшее, — сказал доктор.
Видимо, и то и другое одинаково плохо, — предположил Джонс. В Лондоне он жил в одной палате с офицером, который застрял воспоминаниями в окопах во Франции. Каждую ночь тот с криком просыпался по ночам, пытаясь сбросить с себя невидимых крыс. Этот человек никуда не мог деться от войны.
— Да, — согласился Арнольд. — Может быть, однажды я напишу книгу. А вот это — вам. — он протянул руку назад и достал записную книжку в кожаном переплете. — Я думаю, вам говорили, что мы здесь работаем осторожно. Никакой шоковой терапии, насильственного вмешательства. Только забота о вашем разуме и терпеливый поиск. Эти страницы, — он поднял записную книжку выше, — пустые. Они ждут ваших воспоминаний, — доктор протянул ее Джонсу. — Записывайте здесь все, что вспомните. Смотрите на прошлое, как на мозаику-головоломку, которую вам нужно собрать. Старайтесь не упустить ни кусочка.
— Нет никаких кусочков, — произнес Джонс.
— Совсем?
Он засомневался.
— А что же есть? — Арнольд подался вперед, его мутные глаза заблестели, кресло заскрипело пружинами.
— Просто сны, — ответил он.
— «Просто снов» не бывает, — возразил доктор. — Расскажите мне о них.
— Это тяжело описать, — Джонс уставился на огонь в камине, заново переживая момент пробуждения. Он просыпался в поту, с трудом дыша от разочарования, и скорее чаще, чем реже, со слезами на глазах. Его разум напоминал калейдоскоп, где невозможно разглядеть ясную картину. — Я не вижу ничего такого, что имело бы хоть какой-то смысл.
— Но что же вы видите?
— Не могу сказать точно.
Как можно описать словами незнакомые голоса, безликие фигуры?
— Тогда что чувствуете? — настаивал Арнольд.
— Жару, — припомнил он. — Наверное, мне было жарко там, где все это происходило.
Доктор кивнул и продолжил, не мигая, смотреть на пациента.
— Что-нибудь еще?
Джонс снова засомневался. Нужно ли ему рассказывать?
Имело ли это значение?
— Поведайте мне, — уговаривал доктор. — Что вы теряете?
Джонс вздохнул. Что еще он мог потерять?
Он уже все потерял.
— Там была женщина, — наконец проговорил он. — Я уверен, что там была женщина.
— Да, — сказал Арнольд и грустно улыбнулся. — Обычно так и бывает.
Той ночью Джонс снова видел ее во сне.
Ему выделили отдельную комнату, за что он был очень признателен, потому что мог находиться там в тишине. Теплая комната, с ковром и бюро, лампой для чтения и окном, выходившим на заснеженные лужайки. В кровати оказалась бутылка с горячей водой. Последние месяцы он жил в гораздо худших условиях.
Видел сны в худших условиях.
За обедом никто не проронил ни слова. «Я втиснула вас в первую смену, — сообщила сестра Литтон, когда пришла за ним, — там бывает кое-что на десерт». Сразу после еды он поспешил укрыться в своей комнате. Ему едва достало сил раздеться и помыться, прежде чем рухнуть в постель и забыться за считаные секунды. Так бывало всегда. Джонс не знал, сколько времени проходило до того, как он начинал видеть сон, но вскоре этим видением заполнялось все его сознание. Из холода и темноты он попадал в волны тепла, овевающие лицо и плечи.