Псих стремительно выбросил руку вперед и схватил с подноса тарелочку с соусом. Обмакнув туда сразу два пальца, он с наслаждением их облизал. Брови Громова поползли вверх, Поэт засмеялся.
– Не с кем будет поговорить – приходи в оранжерею, – на прощание сказал Иван. – Я частенько там и ночую.
Кирилл кивнул, сбросил тарелки с остатками пищи в утилизатор, а поднос – в посудомойку.
На выходе встретился Матвей.
– Поел? – спросил он, словно заботливая мамочка.
– Очень вкусно, – растянул губы в вежливой улыбке Громов. – Только из чего это все делается?
Вопрос Матвею понравился, и он с широкой улыбкой ответил:
– Из камня, дерьма, трупов, воды, пыли – из всего, что попадает в жерла утилизаторов и в руки автоматических роботов-добытчиков.
– Зря я спросил, – сморщив нос, произнес звездолетчик.
– Какая разница? – пожал плечами сын старейшины. – Растения делают тоже самое. Синтезаторы могут превратить почти что угодно в полезные для людей вещества. Будь то куриный суп или крем для лица.
– И как, хватает материала?
– Да. Есть еще запасы протовещества, но мы стараемся их не использовать. Вот из него синтезаторы действительно могут создать что угодно.
– Интересно, какой гений проектировал бункер? – засмеялся Кирилл.
– Мой отец.
Громов сделал уважительное лицо и произнес:
– Трудно быть достойным такого отца. Спокойной ночи.
– Они всегда здесь спокойные.
Кирилл отвернулся и пошел «домой». Когда он входил внутрь, на высоком потолке погасли все лампы. Теперь улица освещалась только редкими неяркими фонарями.
Внутри дома было градусов на пять теплее – это создало иллюзию уюта и ночной прохлады за окном.
На кухне сидел Жак в обществе Софьи и пил чай с пирожным. Увидев Кирилла, девушка заулыбалась.
– Поздно уже, спать пора, – едва сдерживая ярость, глухо сказал Громов.
Слова стерли улыбку юной девушки, словно ластик – бледный графитовый след.
– Да-да, я уже ухожу, – сказала Софья. Затем посмотрела на Жака и ласково добавила: – Увидимся.
«Ну давайте, поцелуйтесь еще на прощание, – зло подумал Кирилл, – я тогда лично пойду к старейшине просить изолировать француза».
– Зачем ты ее притащил? – спросил Кирилл, с подозрением осматривая аккуратно заправленные кровати.
– У тебя паранойя какая-то, – хмыкнул Жак, – сама зашла, с пирожными.
– Понятно, – буркнул Громов. – Я скоро спать.
– Доброй ночи, – улыбнулся француз, – завтра мы, по крайней мере, не умрем от голода или жажды.
– Как пальцы? – сменил гнев на милость звездолетчик.
– Почти привык. Слушаются, как родные.
– Замечательно, – кивнул Кирилл, заходя в душ. Ночь, когда они сражались с рассветными волками в чаще леса, казалась чем-то далеким и нереальным.
Громов тщательно вымылся, почистил зубы и расстелил постель. Форма повисла на грядушке кровати. Кирилл подрегулировал твердость матраса и вытянулся, слегка хрустнув позвоночником. Организм, почувствовавший подушку и теплый мягкий плед, обещал продрыхнуть часов двадцать.
Матвей ошибся, спокойная ночь им только снилась. Уже через четверть часа к ним пришли Мария и ее старшая сестра.
– Даже не думай! – прорычал Кирилл, когда увидел расплывшегося в улыбке Жака. – Хочешь, чтобы их мужья перерезали нам глотки? Или выгнали без воды и еды в каменный лабиринт?
– Как я могу им отказать? – беспомощно спросил Жак. – Они-то знают, что мы дома.
– Скажи всем, что ты импотент!
Сестры продолжали стучать и просить пустить на два голоса.
– Мы спать легли! – крикнул Кирилл.
За дверью засмеялись.
– Так мы тоже спать пришли, – сказала Мария. – Постельку вам погреть.
«Бабы здесь наглее самых неотесанных мужиков», – с ужасом подумал Громов, не зная, что ответить.
– Не в этот раз, – подал голос француз. – Нам надо отдохнуть.
– Жаль.
– Плохо.
В голосах женщин сквозило искреннее разочарование.
Стоило Кириллу задремать, как в дверь снова постучали. Почему-то все стучали, игнорируя кнопку звонка. С каждым ударом Громову все больше казалось, что стучат не по двери, а ему по голове.
Жак включил свет и подошел к двери.
– Кто? – спросил он.
За дверью была тишина. Француз приоткрыл дверь и выглянул.
Ангелина влетела в дом, оттолкнув Жака. На ней были только трусики и прозрачный голубоватый сарафан. Рыжие волосы разметались по лицу и плечам, а твердые соски недвусмысленно приподнимали ткань. Ангелина приподняла укрывающий Громова плед и юркнула к нему в постель.
Мозг отказывался верить в происходящее, а мужскому естеству было плевать – оно твердело от приливающей к нему крови. Ангелина обняла Кирилла, прижавшись к нему мягкой грудью. Когда она попыталась залезть сверху, звездолетчик вырвался и спрыгнул с кровати. Руки потянулись за формой. Ангелина обиженно надула губки и часто заморгала.
– Что тебе нужно?
– Ты мне сразу понравился…
– Что тебе нужно?! – громче повторил Кирилл.
– Я хочу тебя. Ты столько видел…
– Что тебе нужно?! – заорал Громов. Он всегда считал себя хладнокровным. Но его еще никогда не третировали женщины – и здесь он оказался слаб.
Ангелина сморщилась, словно ее заставили нюхать дерьмо.
– Семя мне твое нужно. Хочу здорового ребенка.
– Проваливай. Детей нужно зачинать в любви.
– Я сразу влюбилась в тебя…
Кирилл едва не взвыл.
– Уходи, – попросил он, одевшись полностью. С этого момента Кирилл решил снимать форму только в душе.
Оскорбленная Ангелина вышла из дома, хлопнув дверью. Громов лег поверх пледа и заставил себя заснуть.
Утром он был злой и не выспавшийся. Еще дважды ночью к ним стучались и просили впустить. Громов не реагировал, а Жак даже не проснулся.
Француз, воспринимающий пребывание в бункере как интересную игру, встал бодрым и свеженьким.
– Как думаешь, чем лучше позавтракать? – спросил он. – Бутербродами с семгой или ухой из форели?
– Я буду зеленый горошек с соевыми кусочками, – ответил Громов. – Желательно в спокойной обстановке.
– Какие вы, космонавты, нелюдимые, – пренебрежительно заметил экс-водитель . – Не зря ты сразу с Поэтом спелся.
– Я еще боевую спецшколу заканчивал, – угрожающе произнес Кирилл. – Тоже, знаешь ли, предрасполагает к мизантропии. Особенно после десятка убийств.