На середине коридора все солдаты подняли забрала и по очереди подошли к прибору, считывающему сетчатку глаза. После этого дежуривший на пушке боец спросил:
– Куда?
«Раскудахтались», – скривил губы Кирилл. Глаза его бегали по помещению, запоминая каждую мелочь. Громов еще не попал в тюрьму, а уже думал о побеге.
– Минус шесть-семнадцать, – повторил все тот же солдат, видимо, старший в группе.
Там, где только что была сплошная белая стена, появился широкий проем. Процессия зашла внутрь, и командующий набрал на панели: «6».
Этот лифт опустил их еще на шесть этажей под землю. Створки открылись, здешний воздух полнился густым страхом и женскими воплями.
Перед пленниками открылся длинный широкий коридор с полсотней мощных металлических дверей. В каждой было небольшое зарешеченное окошко. Посреди коридора стоял низкий мужчина с желтовато-серой кожей, на полу лежали две женщины и громко рыдали.
Солдаты остановились. Мужчина ударил кованым носком ботинка одну из женщин в бок и повернул голову к вновь прибывшим. Желто-серое лицо покрывала редкая, черная шерсть, которая медленно исчезала, словно втягиваясь обратно в кожу. Глаза мучителя были полностью черные – без белков и радужки. От этого невозможно было понять, на кого он смотрит.
– Кто это? – вздрогнув, спросил Кирилл.
– Эгон Шульц, – шепнул один из пленников. – Лучше не смотри – можешь оказаться на их месте.
– Куда идем? – спросил Эгон рычащим голосом, когда вся шерсть на лице исчезла.
– В семнадцатую камеру, – заикаясь, ответил старшина. От уверенного самодовольного мужчины не осталось и намека.
– Я хочу, чтобы каждый из вас ударил этих сук, – кивая на лежащих женщин, сказал Шульц. В больших, ярко-черных глазах невозможно было прочитать ни единой эмоции. От этого становилось еще страшнее.
Кирилл присмотрелся к пленницам. В изорванной одежде, с разбитым в кровь лицом, они едва дышали. Даже сквозь маску страданий и боли, Кирилл рассмотрел их красоту и молодость – обеим исполнилось не больше тридцати.
– Угощайтесь, – махнув рукой, произнес Эгон.
Первыми по женщинам прошлись солдаты. Шульц стоял в стороне и одобрительно кивал. Одна из женщин свернулась клубком, пытаясь закрыть лицо и бока, другая потеряла сознание.
Первый пленник повторил действия солдат и заслужил такой же кивок. Второй замешкался и ударил так, словно пытался разбудить спящего друга.
– Еще раз! – гневно рыкнул Эгон, на лице появились короткие волоски.
Парень задрожал и впечатал в мягкое нежное тело каблук. Громов услышал хруст треснувшей косточки и до скрипа стиснул зубы. Злость на садиста, действующего чужими руками, заполнила все мысли.
Кирилл шагнул мимо женщин и покачал головой.
– Благородный? – захохотал Шульц и подошел вплотную к Громову.
Его смех оборвался так же резко, как и начался. В ту же секунду Кирилл почувствовал ощутимый удар в челюсть. От следующего выпада он увернулся, чем снова развеселил Шульца.
Кирилл занес ногу для удара, и на него тут же навалились четверо солдат.
– Люблю таких, – елейно произнес Эгон, приставляя к животу Громова электрошокер. – Непокорных. Ломать их – одно удовольствие.
Он нажал на кнопку. Кирилл ничего не почувствовал, зато форма за несколько секунд поменяла с десяток цветов.
– О, хамелеончик, – делая подсечку, сказал Эгон.
Кирилл больно ударился лицом об пол, но тут же поднялся на колени. Связанные за спиной руки превращали его в беспомощного котенка. Первый удар окованных ботинок разбил губы и расшатал три зуба, второй повалил на пол.
– Встань, и отдай женщинам должное.
Кирилл покорно поднялся и подошел к мученицам. В этот раз его нога достигла цели – Шульц схватился за грудь и едва устоял, врезавшись спиной в другого пленника.
С черными глазами, выступившей звериной шерстью, невысокий Шульц походил на лучшего друга дьявола. И это было недалеко от истины. Эгон уже с десяток лет был правой рукой Рекса третьего, его первым помощником во всех грязных делах.
Снова свалив звездолетчика на пол, он начал бить его куда придется.
– Чувствую, с Теодором я разговаривать уже не смогу, – после двадцатого удара прохрипел Кирилл.
– Плевать на Светлячка, – рыкнул Эгон, но лупить Громова перестал. – В камеру его.
Солдаты облегченно вздохнули. Подхватив Кирилла, они бегом бросились к семнадцатой камере. За спиной послышалось два выстрела – мучения женщин прекратились. А трех новых пленников – только начались.
Глава вторая
Солдат снял с Кирилла один наручник и произнес:
– Руки вперед.
Кирилл с трудом вытянул затекшие конечности, на одной из которых болтался толстый браслет на короткой цепочке. Солдат вновь защелкнул наручник на запястье и двинулся к выходу. Тоже проделали и с остальными пленниками.
Прошелестели выдвигающиеся электрические засовы, и заключенные остались без конвоя.
– Пока до тюрьмы доберешься – состариться можно, – сказал мужик лет пятидесяти.
– Или умереть, – глухо добавил Кирилл, сплевывая тягучую кровавую слюну.
– Сам нарвался, – пожал плечами он. – Меня зовут Джон, а это мой сын – Эдд.
Парню было не больше двадцати лет. Худой, безобидный, с застывшей в глазах обреченностью.
– Кирилл, – представился Громов. – Зато я их так и не ударил.
– Их все равно уже убили, – спокойно произнес Джон, словно говорил о насекомых, а не о двух красивых молодых женщинах. – А ты теперь мучаешься от побоев.
– За что вас? – перевел тему Громов.
– Пытались улететь с планеты. А у нас это запрещено, – сказал Джон. Потом хмыкнул невесело: – Значит, мы шпионы.
– Куда же вы собирались?
– На Землю. Вы были там? – подал голос Эдд. – Я много про нее читал.
Кирилл покачал головой и медленно подошел к умывальнику. Ноги хоть и болели, слушались хорошо. Форма начальника безопасности спасла от переломов. Кирилл вымыл руки и набрал пригоршню воды. Цепь звякала при каждом движении. Прополоскав рот и смыв с лица кровь, Громов вернулся на пластиковую кушетку.
– Почему они не сняли с меня форму? – спросил он, особо не надеясь на ответ.
– Либо скоро отпустят, либо убьют. Не хотят возиться с такими мелочами.
– Такое ощущение, что ты здесь не первый раз.
– Я работал в подобном заведении в провинции. У меня даже был доступ к трем космическим кораблям.
– Ты звездолетчик?
– Я ремонтник. Был.
– Как же вы собирались лететь? – удивился Кирилл.