— Обработка окончена, Солнцеподобный…
На крыльце храма появились некроманты — их свежие лица, сверкающие глаза, энергичные движения говорили о том, что поглощение дало хорошую подпитку. Следом показались мужчины захваченной деревни. Вернее, уже носферату. Безразличные лица, тусклые глаза… Шеймиды отдали приказ — молчаливый, слышный и понятный только зомби. Выполняя его, покойники двинулись в сторону околицы, чтобы присоединиться к остальному не-мертвому войску. Пересекли площадь, проходя мимо своих жен, детей, родителей. Мертвые глаза смотрели равнодушно, не узнавая близких и любимых. Ответом были пустые взгляды и бессмысленные улыбки обработанных — им было хорошо, они не помнили мужей, сыновей и отцов.
— Я доволен. Организуйте отдых и ночлег, — уронил Ирияс.
Подозвав селян, шеймиды принялись отдавать распоряжения. Вскоре в деревне закипела работа. Подростки обихаживали коней, женщины готовили для некромантов обильный ужин, старики отправились в погреба за красным сухим вином, которым были знамениты Верхние Виноградари. Брезгливые андастанцы не захотели спать в скромных домах и, предпочтя ночевку под открытым небом, расставили вокруг площади походные шатры. В центре возвышался паланкин султанской четы.
Ужин накрыли тут же, на площади. Женщины расстелили скатерти, принесли из домов подушки, на которых уселись воины. Андастанцы с удовольствием угощались жареной бараниной и свежим хлебом, попутно воздавая должное кисловатому ароматному вину. Рабы, прислуживавшие у стола, едва успевали подносить новые кувшины. Настроение шеймидов делалось все лучше. Вспоминая забавные моменты прошедшего сражения, обмениваясь шутками, они весело хохотали. Молодые люди вдруг заметили, что девушки-воины весьма привлекательны и принялись осыпать их рискованными комплиментами. Девушки же, в свою очередь, благосклонно принимали восхищение, не утруждая себя проявлением скромности и отвечая двусмысленными репликами. Слушая их, Ирияс улыбался. И хотя правила культа Исдес не одобряли излишества в возлияниях, а уж тем более разнузданного поведения, не окорачивал разошедшихся подданных. Воинам нужен отдых, султан это хорошо понимал. А для того, чтобы вдохновлять их на новые подвиги, необходимо присутствие и одобрение лидера.
Вернувшись в паланкин, Солнцеподобный сказал жене:
— Справедливости ради, должен признать: кьяфиры умеют делать вино.
Супруга Солнцеподобного не должна показываться простым воинам, тем более сидеть с ними за одним столом. Поэтому Роксана не покидала носилок. Ужин был подан ей прямо сюда, и наслаждаться им пришлось в одиночестве.
— Да, местное вино ничуть не уступает лучшим андастанским сортам, — согласилась султанша.
— В следующем селении нужно обращать в носферату не всех мужчин, а лишь половину, — рассеянно проговорил Ирияс, удобнее устраиваясь на подушках и нежно обнимая жену. — Остальных обработать. Пусть трудятся на виноградниках и делают вино для Андастана.
Десяток шеймидов отправился в караул на окраину деревни, десяток стоял на часах по краям площади, охраняя паланкин. Несколько воинов возглавили полусотню свежих зомби и отправились с ними в лес, вырубать деревья для штурмовых лестниц и таранов. Остальные еще долго предавались веселью. Солнцеподобный отнесся к застольному шуму снисходительно, лишь наложив на занавеси паланкина заклинание тишины. Он знал, что энергии некромантов хватит не на одно сражение, а любая усталость исчезнет при новом поглощении.
Ночь окутала Верхние Виноградари теплым бархатным покрывалом. Звезды — большие, яркие, какие бывают только на юге, равнодушно-ласково взирали с неба на уснувшую деревню. Слабый ветерок нес запах цветов и травы. Отшумело веселое застолье, шеймиды разошлись по шатрам. Не спали только часовые и султан с женой. Насытившись любовью, супруги лежали, обнявшись и ведя неспешную беседу.
— Как хорошо, — томно изогнувшись, прошептала Роксана. — Эта ночь… она напоминает мне о родине…
— Да, — в голосе Ирияса слышалась улыбка, — совсем как в Андастане. Не хватает только трелей соловья в саду.
— А может быть, он поет, — мечтательно проговорила красавица. — Может быть, сейчас соловей поет, призывая свою любовь. А мы не слышим…
— Как ты романтична, любимая, — рассмеялся Солнцеподобный. — Сейчас проверим…
Мановением руки султан снял заклинание тишины, и в паланкин ворвался тоскливый, напряженный вой. Собаки, чувствовавшие магию смерти, оплакивая своих погибших и искалеченных хозяев, пели по ним поминальную песню. Остальные животные не ощутили перемен, произошедших с людьми, но псы, чуткие к человеческим страданиям, боялись того, во что превратились люди и жутко выли, не желая оставаться в деревне, отмеченной проклятием Исдес.
— Как они плачут, — с содроганием произнесла Роксана, крепче прижимаясь к своему всесильному мужу и господину.
— Да. Собаки — умные животные, — вздохнул Ирияс. — Рахшан, — не повышая голоса, добавил он, обращаясь к одному из часовых, — прикажи селянам отпустить собак. И пусть носферату их пропустят.
— Слушаюсь, Солнцеподобный, — прозвучало в сознании султана.
Псы сумеют прокормиться в этом благодатном крае. Они уйдут в леса, собьются в стаи, подобно волкам. Со временем одичают. Им не место здесь. Собаке требуется любить человека. Но как можно любить того, кто по разуму равен скоту? Нет, пусть уходят из этого царства слабоумных…
Один за другим собачьи голоса замолкали. Освобожденные псы, вырвавшись на свободу, неслись прочь от деревни. Когда последняя собачья песня оборвалась, Ирияс снова накинул на паланкин заклинание тишины.
— Вот и все, моя дивная пери. Они на свободе.
Засыпая, Солнцеподобный улыбался, как человек, сделавший доброе дело и испытывающий от этого счастье. Он был просвещенным властелином и любил животных.
* * *
— Луг в помощь, — произнес хрипловатый насмешливый голос. — Куда путь держишь?
Испуганно дернувшись, Сид обернулся, сжимая рукоять меча. Перед ним стоял худощавый высокий человек лет тридцати. Его серую форму покрывали темные пятна высохшей крови. На рукаве красовалась эмблема: клыкастый секач, угрожающе склонивший массивную голову. Новобранец знал, что на плече у незнакомца есть точно такая же татуировка. Как у брата, Велина, да возродится он в счастливое время… По имперскому закону каждый солдат обязан был сделать себе метку, говорившую о роде войск. Красиво, мужественно, патриотично. И после сражения удобно подсчитывать потери. А вот у него, Сида, татуировки, изображающей волка в прыжке, нет. Не успел сделать.
Правой рукой мужчина придерживал перекинутый через плечо эспадон. Значит, этот воин из полка имперских секачей? Наверное. Еще один выживший в чудовищной мясорубке… Прищурив рыжие глаза, человек внимательно, но без особой настороженности разглядывал новобранца.
— Ты кто? — Сид на всякий случай поднял меч, понимая, что рядом с этим спокойным, опытным воином выглядит жалко и нелепо.
— Свой, — последовал небрежный ответ.