Попытка – не пытка - читать онлайн книгу. Автор: Елена Хотулева cтр.№ 69

Натаныч развел руками:

– Косыгин сказал, что 5 марта 1953 года Сталин, будучи абсолютно здоровым, скончался в полном сознании от сердечного приступа. Наверное, у него просто судьба была умереть в тот день. Что же касается нового вождя… То тут получилось следующее. Поскольку существовал этот генеральный план, то стране был нужен уже не гений стратегии, а верный сталинским идеям исполнитель, который бы обладал талантом дипломата, чтобы справляться с международными проблемами. Ну и ты, конечно, понимаешь, что на эту роль годился только один человек…

– Молотов?

– Именно он. А потом, когда он по возрасту уже не мог вести дела, его сменил другой политический деятель. Я утром посмотрел, но у нас в Интернете его нет. Не знаю, откуда он взялся. Возможно, в нашей реальности его расстреляли в юные годы, а может быть, он не смог пробиться к власти. Но я так понял, что этот тип хорошо там соображает. Да! И я же забыл тебе сказать! После смерти Сталина согласно его плану стали немного приоткрывать железный занавес, дабы показать людям, что за бугром сплошной кошмар: вечные кризисы, безработица и восстания. Начал развиваться международный туризм, и шаг за шагом все сильнее укреплялись отношения с разными более-менее терпимо к нам настроенными странами. Началась полоса международной дружбы, благо что Молотов был спец и мог это все разруливать.

– Интересно, а как у них там дела с партноменклатурой? – спросила я, почему-то представив себе Брежнева на трибуне Мавзолея.

– А… – Натаныч усмехнулся. – Я ждал от тебя этого вопроса. Ведь в той реальности ты, дорогая моя подруга, стала первой, из-за кого глава государства поступился принципами и черпанул из государственной казны.

– Да что ж ты наговариваешь-то на него постоянно?! Неужели не понимаешь, что ерунду мелешь?

– Мелю? – он рассмеялся. – Да ладно тебе… Я же не слепой в самом-то деле и вижу, что между вами происходит. Но… Конечно, все это жалкие гроши, копейки медные в сравнении с тем, что сегодня творится там, – показал он на потолок. – Но дело не в этом, ведь мы говорим о другой реальности. А в ней… Оказалось, что сталинская система работала так, что каким-то образом даже спустя десятилетия было исключено любое, даже минимальное использование служебного положения в корыстных целях. Взяточничество и взяткодательство каралось огромными сроками. Ну а та партноменклатура, которая была в нашем с тобой прошлом… В таком виде там ее вообще не существовало. Я так думаю, потому что госаппарат был небольшой, вкалывали в нем убежденные патриоты, да и вообще сама система государственного устройства там была иная. Нет… Ну конечно, Косыгин там жил лучше, чем среднестатистический работник ЖЭКа. Но, извини меня, это вполне нормально, учитывая, так сказать, заслуги перед отечеством. Так что получилось, что твой драгоценный вождь в 1937 году решил, что лишь ему будет дозволено дарить своей даме украшения из Алмазного фонда. А всем остальным он дал такой окорот, что испугал их на долгие годы… Кстати сказать, в нашей-то с тобой реальности он этого не сделал. А распустил своих прихлебателей так, что они в блокадном Ленинграде пирожные жрали, пока остальные на улицах падали. Не знаю уж чем это объяснить, но, как видно, ты там на него очень отрезвляюще действовала, ну или начитался он чего-то умопомрачительного…

Я слушала все эти рассказы, пыталась представить себе удивительную, созданную Сталиным страну, и вдруг почувствовала, как в мою в душу начала проникать щемящая тоска. Это было трудно объяснить, но в последние месяцы для меня существовали лишь два мира: реальность 2010 года и реальность 1937-го. Они никак не пересекались между собой, и это было как-то понятно и привычно. Но сейчас, после того как Натаныч рассказал мне обо всем, что узнал от Косыгина, мир стал глобален. Кроме того, что в нем вновь остро появилось прошлое нашего государства с Хрущевым, Брежневым и прочими людьми, там стал заявлять о себе и альтернативный расклад, основа которого была заложена в 1937 году. Да, это, по словам Косыгина, был успешный мир, но мы в нем никогда не жили. И, кроме того, я ощутила, что никакая машина времени не отменит такие понятия, как старость и смерть, а значит, моя реальность там, по ту сторону ограничена 1953 годом. И от этого становилось страшно.

– Скажи, а про меня там хоть что-то известно?

Он замялся:

– Ну… Тебя там нет. Не существует в принципе. Видишь ли, я знаю твою семью, а значит, нетрудно сделать выводы. Войны не было, а следовательно, твой дед по маминой линии не был военным разведчиком и не поехал в конце сороковых на Дальний Восток. Ну и значит, мама твоя не родилась, как не родилась и ты…

– Натаныч, Натаныч… – покачала я головой. – Меня не интересует, родилась я там или нет. Я спрашиваю, известно ли там хоть что-то о третьей жене Сталина!

Он ударил себя рукой по лбу:

– Я идиот! Ну конечно! Говорю какую-то ерунду. Да! Я спросил Косыгина о том, как вообще в 1974 году относятся к Отцу народов. Ну, культ личности и все такое прочее… Он сказал, что Сталин для них великий деятель государства, чьи заслуги перед отечеством никогда не подвергаются сомнению ни официально, ни, так сказать, среди обычных людей. Ну то есть со временем он приобрел в массах образ, который можно было бы сравнить с Петром Первым. Вроде бы и перегибы были, но уж столько всего хорошего сделал, что и ругать как-то язык не поворачивается. И конечно, за эти десятилетия вокруг него стали складывать всевозможные легенды. Так, например, народ считает, что на новый курс 1937 года его толкнула любовь к последней жене, которой он, кстати сказать, посвятил высотное строительство. Ну ты об этом еще не знаешь, ведь высотки, скорее всего, позже появились… Кстати, Сталина там похоронили у кремлевской стены, а не в Мавзолее, что вполне объяснимо, так как основная государственная религия – православие, а значит, надо было тело земле предать…

– А ты не спросил его, сколько Сталин прожил с этой своей любимой последней женой? – спросила я, все еще надеясь услышать от него хоть что-то обнадеживающее.

– И ты думаешь, мне там заняться больше нечем было, как только былины записывать о жизни великого вождя! – прошипел Натаныч. – Нет. Не спросил.

– Слушай, – расстроенно сказала я и схватилась за голову. – Я домой хочу.

– Ну иди. Тебя кто-то держит что ли?

– Ты не понимаешь, – я показала ему на компьютер. – Отправь меня в 1937 год. Я хочу к нему. Мне невыносимо слушать, что где-то он стал легендой, как Петр Первый, что его похоронили у стены…

– Ты с ума сошла! – мой друг схватил конверт Косыгина. – Сейчас моя очередь туда лететь. На десять минут, как он мне сказал. А потом посмотрим…

– Ладно. – Я забралась с ногами на диван и обняла подушку. – Я тебя подожду.

Он схватил штекеры, поцокал кнопками и исчез.

* * *

Через десять минут Натаныч появился и, буркнув, что вернется через два часа, снова испарился. Мне пришлось ждать, мучаясь от желания покинуть уже доставший меня 2010 год. Я полежала на диване, побродила по комнате, прибралась на кухне, подошла к окну и стала разглядывать людей. Где-то в ином мире их, может быть, не существует. А возможно, они родились, но занимаются какими-то другими делами. Я посмотрела на черную машину, которая вчера стояла во дворе на этом же месте. Интересно, кто из наших соседей ее купил? Раньше я как-то и не замечала, чтобы кто-нибудь ездил на этой модели… Хотя на что я вообще обращала внимание за последние месяцы?.. Сзади раздался хлопок. Я повернулась и увидела, как Натаныч с каким-то мрачным и озадаченным лицом плюхнулся на диван.