Музыкальный приворот. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Анна Джейн cтр.№ 191

Я вздохнула, не зная, чем себя занять. Матери и сына больше не было слышно.

О, на столике-тумбочке (сложно идентифицировать, что это за предмет мебели) потрепанный темный блокнот и ручка. Я сделала пару шагов и от скуки открыла его. Что тут записывает Антончик? Это что? Стихи? Неужели Антоша правда стихи пишет? И так много… Вот же темная лошадка, а рассказал мне об этом только сегодня, когда я спросила его о хобби. Хотя почему он должен говорить мне это раньше, ведь я не интересовалась ничем подобным. Интересно, а что за стихи он пишет? Какие они? Про что? Вдруг его лирический герой — невообразимой крутой Марти Сью?

Эта мысль показалась мне забавной.

Почитать, что ли? Или это некрасиво, читать чужие блокноты и письма?

Вообще-то да, но я точно знаю, что все девочки — прямые потомки той самой безносой Варвары, побывавшей на базаре и там же потерявшей одну из самых важных частей лица, ибо все мы любопытны до ужаса.

Эх, хорошо быть бескультурщиной, как я. Ведь любопытство, к моему стыду, взяло верх, и я залезла своим длинным Варвариным носом в исписанные тонким красивым почерком страницы, вырывая торопливо куски текстов взглядом, так как я боялась, что Антон зайдет в комнату и увидит, как я лазаю по его личным вещам. Наверняка рад он не будет.

Раз.

Я тихо тебе проиграю.

Два.

Я скромно тебе поддаюсь.

Три.

Ты знаешь, я очень мечтаю

Пробел.

Что вскоре тебе улыбнусь.

(моей, которая ничего не знает)

Он встречал рассвет в одиночестве,

Он забыл свое имя-отчество,

Не хотел вспоминать он о прошлом.

Ведь тогда все вокруг было ложным.

…………………………………………………

…………………………………………………

Роса играла изрезанной кожей.

Он уже не знал, что теперь ему можно.

А чего нельзя и что теперь запрет?

Что здесь есть табу? И лишь его обет

Крик в ночи едва сдерживал…………………

…………………………………………………

Осколки ласки.

Я бы спел тебе песню о любви, доброте и о ласке.

Я бы спел, но смотрю на тебя с опаской.

Петь? Или рот ты заткнешь мне горящим взглядом?

Скажешь: «Слушай, мальчик, заткнись, не надо»?

Я бы нарисовал тебе картину яркими красками,

Где был бы бал, джентльмены и дамы с масками.

Где было бы пар влюбленных большое множество.

Но ты медленно скажешь: «Картина — убожество».

Я бы построил тебе дворец из стекла хрустального.

Для тебя, совершенной, от меня — неидеального,

Чтоб жила ты, как princess красивой романтик-сказки.

Бей хрусталь. Только дай своей чертовой ласки.

…………………………………………………………

…………………………………………………………

………….Простишь?

Когда-нибудь меня простишь?

Я не со зла все это совершал,

А может, гневно ты проговоришь:

«Ты тварь. Я не хочу, чтобы ты дышал».

И что тогда мне делать? Умереть?

Или, расправив крылья, в небо взмыть?

Чтобы твой образ в облаках стереть,

И там же, в облаках, могилу рыть…

………………………………………………………..

………………………………………………………..

Я любил тебя, глупая <запрещено цензурой>

И хотел. До сих пор в моей душе скука.

По тебе, <запрещено цензурой>, и твоим рукам.

Хочешь играть со мной вновь? Нет, не дам.

Стихи-стихи-стихи… Очень много — почти все страницы исписаны ими. Всюду одни рифмованные строки, зачеркнутые, исправленные, с непонятными пометками. Милые и одновременно злые. Эмоциональные и как будто безличные. Спокойные и взрывные. Непохожие на Антона. Но мне нравятся. Я люблю стихи, особенно сочиненные теми, с кем я общаюсь и кто мне дорог, но сейчас читать все полностью не могу — вдруг хозяин квартиры вот-вот зайдет сюда?

Но чего это у Антона все сочинения такие депрессивные? Бедняга, от чего он мучается? Или это у него такой лирический герой несчастный?

Я, оглядываясь на дверь, как заправский вор, переворачивала страницы, и на самой последней, к своему огромному смущению, но и к радости тоже, обнаружила задумчиво выведенное: «Екатерина», а рядом кучу геометрических рисунков и схематично начерченного ангела, держащего в руках солнце.

Екатерина — это я, что ли?

Как только я подумала об этом, воздух в легких стал горячее, голова чуть-чуть пошла кругом, а щеки то ли запылали, то ли побледнели — мне на лицо словно набросили тонкое, сотканное из самих облаков кружево. На лице появилась легкая воздушная улыбка.

М-м-м, интересно, а мне стихи Тропинка-Малинка посвящал? Хоть один? Ведь какой-то девушке он там писал что-то… Вот было бы здорово, если и правда мне! Мне никто никогда не писал стихов! Вообще-то я привираю. Однажды Нелька в глубоком детстве писала в школьном сочинении: «У нас дружная семья: папа, дядя, брат да я. Еще сестра по дому бродит, только в рифму не подходит!». Помнится, я на такой шедевр очень рассердилась и съела Нелькино пирожное…

И Нинка писала, да. В пятом классе, на поздравительной открытке, что-то вроде: «С днем рождения поздравляю, денег множество желаю». Она всегда была меркантильной. Но все равно хорошей. Потому что даже самые дурацкие, но искренние стихи лучше, чем списанные фразы-шаблоны, придуманные неизвестно кем…

Я осторожно положила блокнот на место. Пусть Антон не знает, что я так нахально брала его личные записи и читала их, отбросив все этические принципы. И уже отошла было прочь, как что-то заставило меня обернуться.

Голубой камень.

Это был голубой камень, так хорошо знакомый мне! Тот самый камень, что я видела на шее Кея столько раз.

Я с глухо бьющимся сердцем наклонилась к круглой тумбочке так низко, словно плохо видела лежащий на ней предмет. Мое внимание привлекло смутно знакомое украшение на серебряной цепочке. Я слегка дрожащими пальцами взяла в руки холодный сине-голубой топаз. Точно такой же, какой носил Кей.

От внезапной догадки украшение выпало у меня из пальцев, показавшись невероятно тяжелым, и осталось лежать около ног, ярко и дразняще поблескивая на черном полу.

Кажется, меня все-таки толкнули в яму.

Кей… Антон… Кей… Антон… Фигуры… Голоса… Лица… Образы… этих двух молодых людей со страшной силой замелькали в моей голове, и мне пришлось схватиться за нее руками.

Проклятое постоянное ощущение дежавю.

Все сходится.

Я его убью.

И я.