– Не останавливаться! Ради всего святого, вперед! Вперед! Да здравствует Испания!
Слышатся зловещие потрескивания и сразу вслед за ними – стоны: это пули нашли свою цель. Лес-Форкес, перебросив винтовку в левую руку и не замедляя бег, срывает с ремня гранату «отто», а с гранаты – кольцо, останавливается на миг и бросает ее как можно дальше. На две минуты пригибается, а когда гремит разрыв, снова выпрямляется и бежит дальше: невысокий склон… мешки с землей… вспышки и грохот гранат там и тут. Выкрики по-каталански и по-испански. Но вот рассеивается пыль, открывая зигзаг траншеи, а в ней – скорчившиеся люди, испуганные лица, устремленные вверх взгляды, выставленные стволы – и звенящее жужжание, как будто Лес-Форкес проскочил через рой осатанелых пчел. И когда полуоглохший от взрывов, ошалелый от ярости и страха юный капрал спрыгивает в траншею, он вдруг чувствует себя самым одиноким человеком на свете и именно поэтому, из-за этого ощущения тычет штыком во все, что оказывается перед ним. Во все, что движется или замерло, защищается или поднимает руки.
– Во вторую траншею! – хриплый голос капитана доносится откуда-то издали, словно Божий глас с небес. – Здесь уже все кончено, давай дальше!
Капрал Лес-Форкес – руки его залиты кровью по локоть и ноют от этих неистовых движений винтовкой вперед и назад – бездумно, машинально вылезает из траншеи и снова бежит рядом со своими товарищами: они, завывая, как стая волков, врываются за ограду кладбища и рассыпаются среди могил, крестов, поваленных или выщербленных пулями, разбитых надгробий, открывающих взгляду трухлявые гробы и полуистлевших покойников вперемежку с недавно убитыми; на каждом шагу стреляют, режут, бьют прикладами людей, восставших, подобно призракам, из развороченных могил, те спасаются бегством, но пущенные вдогонку пули, выбивая струйки пыли из одежды, валят их наземь.
Лес-Форкес загоняет троих в тупик – так, что они прижаты к выщербленной пулями стене колумбария. Они отмахиваются остро отточенными лопатами. Прицелясь в одного, капрал стреляет – колени у того подгибаются, и он падает замертво. Лес-Форкес ладонью толкает затвор вперед, вгоняя в ствол следующий патрон. Двое бросают лопаты, поднимают руки и кричат. Один отчаянно вскидывает руку в фалангистском приветствии:
– Брат, не стреляй! Не стреляй! Испания, воспрянь!
Оба измождены, грязны, всклокоченные волосы забиты землей, в лихорадочно блестящих глазах – ужас. Лес-Форкес, держа палец на спуске, медлит. Внезапно, невесть откуда, словно соткавшись из воздуха, рядом с ним возникает еще один рекете и штыком показывает красным, чтобы стали на колени. Потом тычет в упавшего, удостоверяясь, что тот не шевелится, и поворачивается к Лес-Форкесу. Только в этот миг он узнает Агусти Сантакреу.
– Ориоль, черт тебя дери, опусти винтовку… Еще застрелишь ненароком.
Лес-Форкес, словно очнувшись от тяжкого сна, подчиняется. Суматошно колотившееся сердце теперь бьется в прежнем ритме, возвращается способность отчетливо различать предметы и воспринимать звуки. С глубоким вздохом он упирает приклад в землю, глядя, как Сантакреу досматривает пленных: он заставил их снять ремни и отобрал все, что может пригодиться, – табак, фитильные зажигалки, бумажники, документы.
– Гляди-ка, партбилеты, – говорит он.
Прячет их в карман и глядит на пленных весьма недружелюбно.
– Милани убили, – добавляет он угрюмо.
Лес-Форкес ошалело моргает, не в силах осознать новость.
– Что?
– Эти сволочи убили Милани… Когда мы перебрались через проволоку.
– Это точно?
– Да. Он бежал рядом, и я видел, как он свалился. И даже слышал, как чмокнула пуля. Я хотел было помочь ему, но тут подоспел капитан, дал мне такую затрещину, что берет свалился, и приказал не останавливаться.
– Уверен, что он погиб? Может, только…
– Я видел его глаза… Открытые и неподвижные. Вот сюда попало. – Он показывает себе на грудь. – Прямо в сердце. Когда я вскочил и побежал дальше, у меня вся рубашка была в крови.
Сантакреу смотрит на убитого и, кажется, хочет снова пнуть его. Потом угрожающе поворачивается к пленным.
– Агусти… – говорит Лес-Форкес.
– Чего?
– Брось, не надо.
Республиканцев гонят к остальным пленным: у стены их уже десятка два, и среди них есть раненые. Оказавшись у стены, многие бледнеют и смотрят на рекете с испугом в глазах.
Появляется Дальмау – огромный, взмокший, очень грязный, с неразлучным пулеметом на плече. Вид у него понурый.
– Милани убили, – сообщает он.
– Да мы уж знаем.
– А Хуанито Фальгераса ранило… То ли он гранату не добросил, то ли не выждал, то ли еще чего, но накрыло осколками…
– Тяжело ранило?
– Слепым останется…
Между могилами и кипарисами лежат трупы – несколько рекете и много красных. Не делая различия между теми и другими, обходит их патер Фонкальда в лиловой епитрахили, преклоняет колени перед каждым, отпускает покойнику грехи. За крестами, скошенными пулеметным огнем, в восточную часть кладбища строем идут мавританские стрелки.
– А-а, вон они, козлы арапские, – говорит Дальмау.
– Ну, по крайней мере, сегодня не бросили нас одних, – отвечает Сантакреу. – Говорят, дона Педро Колль де Рея вечером еле удержали – он собирался дать в морду командиру табора, благо одна рука у него здоровая.
– С него бы сталось… Он жив?
– Да вон он идет, – показывает Лес-Форкес.
К ним приближается Колль де Рей с несколькими рекете, и среди них его ординарец Кановас и сержант Хикой.
– Молодцы, ребята, – приговаривает на ходу капитан. – Молодцы.
Если бы не пыль, покрывающая его от берета до высоких сапог, он был бы по-всегдашнему безупречен. Левая рука у него забинтована и висит на шелковой косынке – неизвестно, откуда она взялась, но всеми воспринимается как должное, – двуствольное ружье небрежно зажато под мышкой, как будто капитан собрался на прогулку, однако патронташ, пересекающий грудь ординарца, сейчас пуст.
– Показали себя… Лицом в грязь не ударили. Молодцы.
Остановившись, он оглядывает пленных республиканцев, как загнанных на охоте кабанов. Сержант показывает ему собранные документы:
– Коммунисты настоящие, с партбилетами. Все до одного.
Колль де Рей просматривает членские книжечки и поворачивается к пленным:
– Офицеры, сержанты, капралы – два шага вперед.
Никто не трогается с места. Капитан передает свою двустволку ординарцу, здоровой рукой крутит усы.
– Кто из вас Роке Сугасагойтиа?
В ответ молчание. Сбившись в кучу, как скотина на бойне, пленные не поднимают глаз.
– Есть здесь лейтенант Сугасагойтиа? – настойчиво вопрошает Колль де Рей.