На линии огня - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 49

– Понятия не имею.

– Может, это наши добрались туда?

– Так далеко и в той стороне? Сомневаюсь.

И с тревогой поднимает бинокль к глазам. Смотрит. Двойная оптика сводит изображение воедино, но оно расплывается, потому что не в фокусе, и майор указательным пальцем вращает колесико настройки, покуда в колеблющемся от зноя и ослепительного света воздухе не возникает отчетливая картинка.

И вот тогда он видит. Видит солдат в алых, как маки, широкополых беретах. Их много, они еще далеко и движутся очень медленно, приближаясь к границе виноградников.

– Ах ты ж мать!.. – восклицает он. – Это рекете.

Граната разрывается так близко, что Хинесу Горгелю кажется, будто ему опалило лицо. Взрыв встряхивает его, оглушает, швыряет на ближайший валун, выкачав воздух из легких, и плотник не столько слышит, сколько чувствует звон металлических и каменных осколков, разлетающихся во все стороны. И внезапно он обнаруживает, что сидит, выплевывая землю, набившуюся в рот, а на ладони, которой ощупывал как будто распухший нос, видит кровь.

Миг спустя возвращаются, пробиваются сквозь туман в голове звуки – взрывы, выстрелы, голоса людей, которые богохульствуют, бранятся, выкрикивают что-то. И Горгель, тряся головой, чтобы в ней прояснилось, вспоминает миг, предшествовавший разрыву: свист пуль над хребтом, ползущих вверх людей – они подбадривают друг друга, понукают командами и криками, леденящими кровь. Видны мокрые от пота лица, выставленные штыки, гранаты в руках и откинутые перед броском туловища. И страх оттого, что они уже так близко, и ужасающая привычность, с которой ноющей ладонью он снова и снова передергивает затвор винтовки с уже раскалившимся – не притронешься – стволом, вставляет новый патрон и жмет на спуск, но не в силах остановить или задержать врага.

Винтовка! – спохватывается он внезапно.

И в панике дрожащими руками шарит вокруг, ища свой пропавший маузер. Оставшись без оружия, Хинес еще острее сознает свою уязвимость и беззащитность. Движимый тем же страхом, он пытается встать – и не может: ноги не слушаются.

Пам-пам-пам! – слышится совсем близко.

Это пистолетные выстрелы. Три подряд.

Тут он видит, как раненный в ногу сержант, вскинув пистолет, вытягивает руку и стреляет во что-то, находящееся над скалами и невидимое Горгелю.

Пам! Пам! Пам! Щелк.

После третьего выстрела каретка затвора замирает в заднем положении, и глаза сержанта, воспаленно сверкая на лице, покрытом, как маской, копотью и пылью, смотрят на нее почти ошеломленно.

Хинес Горгель открывает рот, чтобы крикнуть, но голосовые связки словно парализованы. Он не может издать ни звука. А хотелось сказать сержанту, что больше не может, что должен убраться отсюда, убежать, скрыться, – и не в силах выговорить ни слова, а из горла вырывается лишь нутряной прерывистый стон. Хриплое рыдание.

В эту минуту сержанта заслоняют спрыгнувшие вниз люди: на ногах у них – альпаргаты, на плечах – синие и зеленовато-бурые, запорошенные землей комбинезоны, распахнутые на груди, мокрые от пота френчи. Кое-кто – в касках, и у всех в руках винтовки с длинными штыками. Искаженные лица людей, пьяных от ярости и пороха. Вот один подошел к сержанту, ногой выбил у него пистолет, прикладом ударил по голове. Второй наставляет на Горгеля штык и потом, чтобы всадить его с размаху, отводит винтовку назад.

– Нет! – внезапно обретя голос, вскидывает тот руки. – Нет! Пощади! Нет! Нет!

От этих криков республиканец замирает в нерешительности – грудь поднимается и опускается от тяжелого прерывистого дыхания, а усталые блестящие глаза, еще миг назад подернутые пеленой безумия, проясняются. Придержав размах руки, он не вонзает штык в Горгеля, а останавливает стальное жало у самого его плеча.

– Вставай, фашист.

– Я не фашист!

– Поднимайся, кому сказано? И снимай ремни.

Хинес Горгель неловко – руки дрожат – выполняет приказ. Покуда один солдат по-прежнему касается штыком его плеча, другой обшаривает его карманы и толкает к сержанту. То же самое проделывают и с остальными, пока не набирается человек десять – оборванных, грязных, удрученных, испуганных и понурых. Среди них есть и раненые. Капрала Селимана Горгель не видит, а майор Индурайн – перепачканный землей, растрепанный, с налитыми кровью глазами – здесь: идет, хромая и спотыкаясь. И, судя по тому, как он поддерживает одной рукой другую, она у него тоже повреждена. Повязка с головы слетела, открыв незатянувшуюся рану.

Пленных заставляют сесть на прогалине между скал и – кто может – положить руки на затылок. Шум боя на вершине высоты стих, лишь изредка оттуда долетают одиночный выстрел, приглушенные расстоянием стоны раненых, командные выкрики победителей, укрепляющих отбитые позиции.

– Офицеры есть?

Вопрос задан приземистым, дочерна загорелым человеком с лейтенантскими знаками различия на фуражке. Горгель смотрит на Индурайна, который молчит и не поднимает глаз. И красный перехватывает этот взгляд – благо еще несколько человек повернули головы к майору.

– Эй, – окликает он Индурайна.

Тот вскидывает голову.

– Офицер? – спрашивает приземистый.

– Офицер.

Республиканец продолжает изучающе разглядывать его:

– Имя? Звание?

– Тебя это не касается.

– Индурайн его зовут. Майор Индурайн, – спешит выслужиться Горгель.

И оказывается в перекрестье их взглядов. Республиканец смотрит с любопытством, майор – презрительно. Потом красный, ухватив за ворот, рывком поднимает его и отводит в сторонку.

– А этот вот – сержант, – говорит один из солдат, который наклонился и стряхнул пыль с нарукавной нашивки раненого.

– И еще два мавра, – говорит другой. – И один – из Легиона.

– Соберите их, – распоряжается лейтенант.

Республиканцы заставляют встать двух регуларес – молодого парня и бородатого старика, оба покорно подчиняются, выказывая полное безразличие к своей судьбе, – и низкорослого чернявого легионера с разбитой головой и рассеченным веком. Вместе с майором их подводят к сержанту, который, судя по мутным, остекленелым глазам, еще оглушен ударом приклада и не вполне понимает, что происходит. Индурайн, поддерживая сломанную руку, прилагает видимые усилия, чтобы стоять прямо и не терять достоинства. Мавры и легионер, опустив головы, стараются придвинуться к нему поближе, словно это может спасти их от неизбежного.

– Испания, воспрянь, – громко и четко произносит Индурайн.

Республиканцы стреляют вразнобой и без команды – сперва в него, потом в остальных: пули, попадая в голову и грудь, вздымают пыль, и сраженные ими люди валятся друг на друга. Вслед за тем Горгель в ужасе видит, как красный лейтенант достает из кобуры пистолет и, подойдя к ним вплотную, стреляет каждому в голову.