— А отворотное зелье есть? — с надеждой спросил он. Я, конечно, не в курсе была всяких химических штучек, но Хлодвиг что-то подобное говорил.
— Вроде да. Как ты понимаешь, я его не пробовала. Все, погрустил и будет, бери лопату, пошли копать.
— Ты не много ли себе позволяешь?
— Нет, в самый раз, — тряхнула я головой. — Все, кончилось рыцарство, начинается крестьянское бытие. Утром встал, подоил корову, двор подмел, огород полил, прополол, заготовил масло, белье постирал… лопату возьми. Дыры в имении подлатал, в комнатах убрался, корову подоил… Лопату возьми.
— Доили уже с утра!
— Дважды в день, мастер. Привыкай. Встаешь с петухами, ложишься с курами. Чтобы у тебя режим не сбоил, обзаведемся. Ну, пришли. Сейчас скажу, что делать надо. И лопату, чтобы ей, зачем поставил?
Я вздохнула. Показная покорность Хьюберта меня не особенно вдохновляла. Я понимала, что это у него оттого, что Хлодвиг на него авторитетом давит и потому что ему ни в замок не хотелось, ни к королевской сестре, но из двух зол пришлось выбрать меньшее. Так-то он стоял в обнимку с лопатой и пока всем видом выражал готовность ударно потрудиться на благо собственного имения, но знала я его уже достаточно, чтобы утверждать — не обольщайся, Ликс. Просто не обольщайся.
— Вот тут, — я провела мыском сапога по земле, потому что мои линии, конечно же, уже стерлись, — у нас будет хранилище для клубней, э-э-э… в общем, неважно. — В глубину надо копать примерно сантиметров на тридцать.
— Куда? — разинул рот Хьюберт.
— Вниз, — рявкнула я и сообразила, что он меня просто не понял. — Примерно на локоть вниз. Борта должны быть наклонными. Начнешь здесь, кончишь здесь, — снова очертила я размеры. — Все, приступай, я пошла за соломой и хворостом.
Развернувшись, я оставила Хьюберта пахать под палящим солнцем. Но, конечно, сделав с десяток шагов, я обернулась: как само собой разумеющееся, Хьюберт воткнул лопату в землю и стоял теперь, блаженно щурясь под теплыми лучиками. Приятненько ему, да? Мне бы тоже было приятно: лечь на травке на плед, руки за голову закинуть и наслаждаться. Лишь бы мошки не кусали да есть кто приносил… Но где мечты, а где реальность?
— Копать кто будет? — спросила я. Хьюберт чуть на меня покосился и мило так улыбнулся. Стало понятно, что косить и забивать он будет до последнего. — Ясно. Ну хорошо.
Хьюберт вздрогнул, ожидая знакомый уже по прежнему опыту полет сапога, но я его чаяний не оправдала. Подошла к нему, взяла лопату, вонзила ее под нужным углом на требуемую глубину, а, черт, лопаты тут дерьмо, конечно, но нечего нос воротить.
— Вот так, — с угрозой сказала я. — Давай, пробуй.
Неизвестно, какие у Хлодвига были конкретно претензии к потомку, но уж хитрости Хьюберту было не занимать. Потому что он специально — это и ежу было понятно — криво воткнул лопату, криво черпнул земли, и все это с рьяным выражением готовности поработать.
— Я еще раз показываю, — терпеливо выдавила я. — Но учти, в третий раз учить буду с помощью сапога.
— Ты же женщина, — в полном отчаянии произнес Хьюберт. Вот чего-чего, а подобного я от него не ожидала, но так как эту дурацкую фразу за свою жизнь я слышала больше, чем кукареканья, дара речи от такой банальности не лишилась.
— Но сапог-то у меня есть, — для убедительности я даже притопнула, а потом еще раз копнула. — И знаешь, что я тебе скажу? — Хьюберт улыбнулся. Я видела, что он очень спешно ищет пути отхода. — Если я вернусь, а канава не будет хотя бы в зачаточном состоянии, я сама вырою. Тебе могилу. Дошло?
Чем уверенней ты говоришь и угрожающе выглядишь, тем в итоге результативней. Когда я вернулась с первой порцией соломы — надеясь на то, что Хлодвиг не забудет ее купить, — Хьюберт, потея, возился с лопатой. Выкопал он всего ничего, но теперь хотя бы старался.
— Вот молодец, — похвалила я и свалила свою ношу на землю. — Продолжай в том же духе.
— Тебе не тяжело? — проявил истинно рыцарский характер Хьюберт. — Давай я буду носить, а ты копать?
— Хорошая попытка, но нет, — покачала головой я. — Давай, действуй, копаешь от забора и до обеда… От сих до сих, не прохлаждайся. Чем больше работаешь, тем легче идет. Ну, так говорят.
Я постепенно перетащила все, что у меня было, включая и то, что была намерена пока оставить на хранение, а Хьюберт худо-бедно справился только с самым началом канавы. Он уже вертелся ужом и, казалось, был готов начать петь серенады, лишь бы я от него отвязалась. Только вот если бы он в самом деле снова запел, мои нервы бы точно не выдержали.
— Я пошла готовить обед, — объявила я. — А ты копай. Приду — проверю.
Обед, конечно, громко сказано. Я кинула в котел мяско, подождала, пока сварится, сама хоть немного умылась. Затем порезала в суп картофель — как он называется, черт побери? — и травы, показавшиеся мне подходящими. А еще докинула крупы, чтобы было похоже на что-то среднее между кашей и супом. Нашла даже соль и добавила на глазок. Пока это все закипало, я резала хлеб. Вот хлеба было действительно много — Хлодвиг его не ел, а мне одной оказалось слишком. Ну и остатки овощей, а прочее сойдет на ужин.
Суп понемногу доходил и пах удивительно, не то чтобы я была прославленный кулинар, скорее наоборот, все дело было в продуктах. Я подумала и поставила кипятиться воду для чая, ну или чем являлась пожертвованная нам крестьянами высушенная трава, и занялась Принцем. Крестьяне, а тем более Хьюберт, не отдавали должное этому красавцу, а для меня не было ничего лучше, чем возиться с живностью. Нам бы еще свинью! Или две. Помимо тех двух, что у меня уже наличествуют…
Часа через два я вернулась на место, где по моим расчетам должен был посвящать себя созидательному труду Хьюберт.
— Лежит у окопа солдат из стройбата, — процитировала я, подходя ближе. — Не пулей убит, не скосила граната, а просто ему надоела лопата.
Ну ладно, вырыл хотя бы треть. От половины мной задуманного. Ну, криво, конечно, но он старался. Наверное. Хотя и неточно.
— Ты зря расслабился, — хмыкнула я. Хьюберт открыл один глаз — ага, живой. — Все это надо сегодня доделать, то есть: вырыть канаву, обшить стены хворостом, дно выстлать соломой, потом засыпать клубни и сверху установить каркас, который затем накрыть на ладонь соломой, потом еще на ладонь присыпать землей, так что напрасно ты так землю в стороны-то швыряешь… Слушаешь? Молодец. Это еще не все, не отворачивайся. Рядом будешь копать огород… Земля должна быть мягкой!
Хьюберт сел, издав страдальческий стон, и вытянул передо мной руки с мозолями на ладонях. Ага, конечности у него отваливались. Ага, меч это не совсем то, что и лопата.
— Ай-яй-яй. Лопату держал неправильно. Ну ничего, пока поешь, все заживет.
У нас многие держали собак и кошек. Я так и не сподобилась — хватило ответственности и без них, но вот такую же реакцию на слово «поешь» наблюдала у живности односельчан. Хвостом Хьюберт не вилял, но и уже ставшего привычным мне выражения физиономии «ничтожество двуногое, немедленно дай котику много вкусной еды» у него не появилось. Однако если труд сделал из обезьяны человека, то и у Хьюберта был шанс.