Наследник для чемпиона - читать онлайн книгу. Автор: Елена Тодорова cтр.№ 9

Наверное, сейчас он повторит примерно те же слова, что и четыре года назад, только в отношении Миши. Готовлюсь к этому. Обещаю себе, что вынесу все стойко и спокойно с ним распрощаюсь. Отболит и наладится. Через пару минут я снова обниму сына и прочитаю ему сказку. Все у нас будет хорошо. Главное, что есть я. Никто кроме меня Мишу больше любить не способен, и, конечно же, никакой «воскресный папа» ему не нужен. Да какой там «воскресный»? Тихомиров по полгода проводит за границей, а если и находится на территории России, то в сердце столицы. Завтра поеду в «Меркурий» и попрошусь обратно на работу. Инга Игоревна, может, и поворчит, но у нас ведь постоянная нехватка кадров, а у меня опыт…

— Визы будут готовы второго января, — говорит Тимур и возвращает мне часть документов. Какие-то справки падают мне на колени, мама не потрудилась сложить их в файл. Вижу все, кроме загранников… Мой гражданский паспорт. И самое главное — Мишино свидетельство о рождении. Визы будут готовы? Несколько раз рассеянно моргаю, пытаясь понять, в какой момент все пошло вразрез моему представлению. — Вылетаем четвертого чартерным рейсом прямиком в Майами. За тобой, — ощутимая пауза, — и ребенком заедут в десять утра.

Он говорит, а я продолжаю смотреть на дату, указанную в свидетельстве, лично для меня красноречивую и обличающую — 28 июля 2016 года, чуть меньше семи месяцев после того самого Нового года… Тихомиров не заметил? Или он попросту не помнит, когда мы переспали? Он не помнит даже этого? Да, я понимаю, что для мужчин все немного иначе, и обычные даты они редко фиксируют в своей чертовой памяти, но наша… Это ведь Новый год! Невозможно забыть. Или все-таки совсем проходящий случай? Для него абсолютно ничего не значила наша близость? Может, он и вовсе не помнит, что у нас был секс?

Вот же мудак!

— Позвал тебя, чтобы рассказать по поводу Артура, — продолжает Тихомиров говорить, не замечая моего ошеломленного состояния. — Не хотел при Ларисе Петровне поднимать эту тему. В общем, зацепки есть и даже конкретные имена среди подозреваемых. Проверяют сейчас информацию. Скорее всего, замешана местная группировка.

Замолкает и смотрит на меня. Не сразу догадываюсь, что ждет какой-то реакции. Прожаривает меня своим взглядом, словно стейк. Никакой крови, сразу «well done[1]». Зачем-то от глаз к губам спускается. Они должны двигаться, да… Что мешает мне говорить? Сама не знаю. Не то чтобы расследование не вызывает у меня никаких эмоций. Даже наоборот. Но этих самых эмоций слишком много, и я попросту не могу с ними справиться. Особенно, когда Тихомиров так смотрит.

— И зачем они это сделали? Из-за тех денег? Почему сразу не сказали, мы бы раньше продали квартиру и отдали…

— Артур, видимо, считал иначе. Убили его, пошли к вам. Хорошо, что вы сговорчивее оказались.

«Ты, сука, понимаешь, что нам не трупы ваши, а бабло нужно? Но, если не отдашь до конца недели, хата ни тебе, ни твоей мамке, ни этому «зверенышу» больше не понадобится…»

— Сволочи, — бормочу бессильно и содрогаюсь, вспоминая, как они нас тогда прессовали.

— Никому ничего не говори. Даже Ларисе Петровне. Детали не разглашают по причине безопасности. Эти твари не должны узнать, что органы их «раскатывают», иначе начнут убирать всех, кто может против них свидетельствовать.

— Убирать? — это пугает не на шутку. — Мама ведь… Что, если они придут к ней, пока меня не будет?

Тихомиров перемещается. Заводит руку за мое кресло. Поворачивается практически всем корпусом ко мне. Звуки вдруг становятся слишком громкими. Слышу, как скрипит кожа его куртки, как срывается мое дыхание, и как оголтело колотится сердце. Вновь он чересчур пристально смотрит, плавно и в то же время будто скачками перемещает свой взгляд по моему лицу. Участок за участком обжигает. Каждый раз задерживается на доли секунды, а мне кажется, что невыносимо долго.

Что ж такое-то?

— Не беспокойся, Птичка, — отстраняясь, откидывает голову, упираясь затылком в стекло водительской двери. Смотрит из-под ресниц. Вид такой, словно устал со мной разговаривать. — За вашим домом наблюдает человек. Он будет присматривать за Ларисой Петровной, когда ты и ребенок уедете.

Как меня бесит, когда он называет Мишу так! Обезличивает, выражая более чем очевидное пренебрежение.

— Сколько еще времени займет это расследование? — спрашиваю нейтральным тоном, хотя в груди все клокочет.

— Никто не знает.

— Ясно. Это все? Могу я идти? Миша без меня не уснет… — мой голос обрывается не так, как бы я хотела.

Я словно теряю дыхание. Да, я его теряю, конечно. Пыталась отчеканить каждое слово, а получилось… Со стороны, наверное, выглядит так, словно Тихомиров меня волнует. А мне на него плевать!

Он ничего не отвечает. Просто лениво продолжает меня разглядывать. Смыкаю губы, пытаюсь выровнять легочную вентиляцию. Но дыхание все равно кажется учащенным.

Тимур тянется ко мне рукой и берет прядку волос. Стремительно отшатываюсь и инстинктивно бью его по пальцам.

— Я не люблю, когда меня трогают, — с запозданием понимаю, как это выглядит со стороны, и пытаюсь самую малость смягчить, чтобы не выглядеть как истеричка. Да и вообще, лучше Тихомирову сразу все разъяснить. Нечего распускать руки. — Возможно, тебе трудно перестроиться, — выпаливаю взволнованно. — Но я больше не младшая сестренка твоего друга, а взрослая женщина. Ты не можешь ко мне прикасаться.

Как Тимур реагирует на мою пламенную речь? Ухмыляется, черт его подери!

— Спокойной ночи, — наконец-то мой голос звучит холодно.

Только ему хоть бы что.

— До встречи, Птичка.

Дверью хлопаю ненамеренно. У меня нет привычки портить чужое имущество, просто не рассчитываю силы. Наверное, в тот момент ничего не могу контролировать. Поднимаюсь по ступенькам, одну за другой прохожу, а в висках одно и то же стучит.

Он не помнит… Он не помнит… Он не помнит…

Полчаса назад я боялась, что Тихомиров узнает о том, что Миша его сын. А сейчас мне больно из-за того, что он, оказывается, совсем все забыл. Все. Какая жуткая ирония жизни. Впору расхохотаться над собственной глупостью, да только не получается.

— Ну, что там? — мама встречает в прихожей.

— Ничего.

— Что значит, ничего?

— То и значит. Он ничего не понял, — повесив куртку, направляюсь в ванную. Уже взявшись за ручку, спрашиваю у мамы крайне спокойным голосом: — Присмотришь за Мишей, пока я в душ схожу?

— Конечно. Иди. Я пока начну ему читать.

— Спасибо.

Старая Полина, несомненно бы, расплакалась. Но не я. Все эти эмоции проходящие. Больше неважно. Для меня имеет весомое значение лишь мой сын. С ним все хорошо, и я счастлива. А завтра, когда все стихнет и забудется, буду еще счастливее.

[1] «Well done» — максимальная степень прожарки стейка.