Тайны хазар и русичей. Сенсации, факты, открытия - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Чернявский cтр.№ 20

Между тем Хосров Парвиз направил в Тбилиси тысячу отборных воинов. «[Горожане], увидев присланную [Хосровом] помощь – рослых и искусных воинов, сами весьма ободрились и стали насмехаться над обоими царями, хотя и видели несметное множество войск севера и запада, окруживших подобно горному кряжу, город», – повествует Мовсес.

Осада Тбилиси продолжалась два месяца. «[Видели], как земля дрожала и стонала под ногами множества врагов, видели также различные орудия четырехколесные и всевозможные приспособления, изготовленные ромейскими мастерами, с помощью которых они огромными камнями метко обстреливали городские стены, чтобы сокрушить их. [Осажденные видели], как, наполнив песком и гравием огромные бурдюки, преградили они путь великой реке Куре, омывшей часть города, и обратили ее вспять, к стенам крепости, но они, нисколько не страшась ничего, подбадривали друг друга и вновь заделывали и восстанавливали разрушенные [неприятелем] стены». Царь Картли Стефан постоянно делал вылазки, чтобы разрушить осадные орудия врага. Во время одной из них он погиб, но сопротивление продолжалось.

«Джабгу-кагану» всё это надоело, и он уехал на север, обещая вернуться будущей осенью. По словам Мовсеса, инициатива расставания исходила от Ираклия. «Великий и мстительный» император сказал своему тюркютскому союзнику:

– Возвращайся ты пока к себе с миром, со всем своим войском. Видим мы, что, привычные к прохладе, вы не переносите этот летний зной и не сумеете достигнуть жаркой страны Сирийской, где у великой реки Тигра находится престольный град персидский. И когда, по истечении жарких месяцев, наступит следующий год, немедленно поспеши сюда, чтобы исполнить нашу волю. Я же между тем не перестану сражаться с персидским царем, буду теснить его слуг и грозить его стране. И до тех пор буду я применять хитрость и сообразительность, пока его же люди покончат с ним.

Уходя, Джабгу оставил 40 тысяч воинов во главе со своим сыном Бури-шадом.

Видя, что часть союзников отступает, тбилисцы развеселились: «принесли они огромную тыкву… нарисовали на ней лицо царя гуннов: вместо ресниц провели линии, которые нельзя было заметить, место, где должна быть борода, оставили отвратительно голым, ноздри сделали шириной в пядь, усы – редкие, так что нетрудно было его узнать». Тыкву поместили на стену. Темпераментные горцы кричали:

– Вот он здесь, ваш государь-царь, придите поклонитесь ему. Это Джебу-хакан!

«И, взяв копья в руки, на их же глазах стали колоть тыкву, изображающую хакана. Издевались и насмехались также и над другим царем [Ираклием], поносили его, называя гнусным мужеложником». Таков перевод сочинения Мовсеса, сделанный в 1983 году. В нем Ираклия обвиняют в гомосексуализме. Но в этом месте переводчик не совсем точен. Известный армянский ориенталист Патканов, выполнивший перевод Мовсеса в XIX веке и допустивший ряд ошибок, именно здесь точнее, чем его более поздний коллега. В переводе Патканова тбилисцы обзывают Ираклия козлом. Это – намек на кровосмесительный брак царя с собственной племянницей Мартиной.

А тбилисцы, забавляясь, кололи тыкву копьем. Они оказались расистами и демонстрировали презрение к монголоидным чертам лица тюркютского джабгу. «Увидев и услышав все это, разгневались цари, надулись и, накапливая месть в сердце своем, стали качать головой и клясться великими клятвами, мол, если даже не останется в живых никого из подданных в их царстве, они все равно должны отомстить им за эти оскорбления. И, повернувшись, они удалились с этими угрозами».

Хазары и другие племена, составлявшие армию Бури-шада, между тем не выдержали тягот осады и массово дезертировали; шад вынужден был уйти на север.

Осенью 627 года Ираклий, отчаявшись победить тбилисцев, изменил стратегический план: снял осаду и нанес удар по тылам персов. Он вторгся в Албанию, пересек Аракс в районе Двина, явился в истинный Азербайджан, вышел к Тигру у развалин Ниневии и разгромил персов, находившихся под началом полководца Рахзада. «Иракл, заманив их до полей ниневийских, со стремительной силой обратился против них, – пишет Себеос. – На поле был мрак… греки поразили и умертвили их всех до одного и убили их полководца в сражении» (История императора Иракла. С. 102). Это случилось в декабре. А в январе 628 года ромеи подступили к персидской столице Ктесифону (неподалеку от современного Багдада) и принялись жечь шахские дворцы.

Впечатление на врага было произведено громадное. В феврале иранцы совершили государственный переворот. Шаханшах Хосров «победоносный» был убит, а новым правителем сделался его сын Кобад II Шируй (628), которому исполнилось 38 лет. Его прозвище означает «львенок».

Измученные войной и смутами персы предложили Ираклию сепаратный мир в обмен на Сирию, Армению и Египет. Император согласился без колебаний, так как Византия была тоже истощена длительной войной. Далее у Мовсеса – странный повтор. Он опять рассказывает про вторжение тюркютов в союзе с византийцами и об осаде Тбилиси. И лишь потом излагает последующие события. В чем секрет этого повтора, сказать трудно. Либо перед нами разные редакции текста, бездумно скомпилированные переписчиком, либо Мовсес страдал слабоумием и не всегда мог запомнить то, о чем писал.

Тюркюты продолжали войну с персами уже без помощи византийцев, так как были уверены в конечной победе. «Вдруг неожиданно опять подул северный ветер, – поэтически говорит Мовсес, – и разбушевал великое море Восточное. Двинулся [на юг] хищный зверь с кровожадным львенком своим, называемым Шатом. И прежде всего он обратил лицо свое против Иверии, против города Тбилиси, где не оказалось никого из прежних храбрецов, и время было подходящим, чтобы отомстить за прежние оскорбления. И когда он осадил город и стал штурмовать и теснить осажденных там жителей, тогда и они стали сражаться с ним. И сражались они отчаянно в продолжение двух месяцев, тщетно стараясь идти против повеления [рока] о погибели своей. И страх перед кровопролитием, которое должно было произойти в скором времени, терзал их. Тогда зарычал на них зверь страшным ревом, изловил и задушил [многих] для щенков своих, наполнил логово свое дичью, а войско свое насытил добычею» (Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк. Кн. 2. Гл. 14).

«Джабгу-каган» напал на Тбилиси вместе со своим сыном Бури-шадом. Хазары кинулись на приступ. «И подняв [высоко] мечи свои, они все, как один, устремились к городской стене, и все огромное множество воинов, громоздясь друг на друга, поднялось выше стен. И мрачная тень пала на жалких жителей города: опустились руки их, ослабели мышцы, были они сокрушены, повалились со стен и пришли в смятение, как воробьи, попавшие в ловушку птицелова. Никто не смог прибежать к себе домой и сообщить о страшной опасности и предупредить любимую жену или позаботиться о чаде своем, или вспомнить о милосердии родителей своих. Охваченный ужасом, каждый сам поспешил укрыться – кто на крыше, кто в дымоходах. Многие бросились под святые своды церквей и, хватаясь за уголы алтарей, положили упование на Бога.

Раздавались вопли матерей к детям своим, подобно блеянию многочисленного стада овец, взывающих к ягнятам. А вслед за ними мчались безжалостные косари: руки их проливали потоки крови, ноги их топтали трупы мертвецов, а глаза их видели груды истребленных, [подобных] сплошному слою града. Лишь тогда, когда умолкли вопли и стоны, [когда] никого, ни одного [из осажденных] не осталось в живых, поняли они, что утолились кровью мечи их. Тогда, [схватили] и привели двух князей, один из них был правителем, [назначенным] персидским царем, другой же из местных жителей, из княжеского рода Иверии. Когда привели их к царю [хазиров], он повелел выколоть им глаза за то, что они изобразили его слепым, желая оскорбить его. После страшных пыток задушили их и содрав с них кожу и выделав, набили сеном и повесили на [городской] стене. После они захватили сундуки, полные сокровищ, и, тяжело нагрузившись ими, все множество воинов, приносило и сыпало [сокровища], куча на кучу и груда на груду перед своим повелителем. И так много принесли [сокровищ], что он устал смотреть на несметные, неисчислимые таланты золота и серебра. А кто бы мог рассказать, как много было [награблено] церковной утвари и украшений, унизанных жемчугом и драгоценными каменьями».