Блестящая девочка - читать онлайн книгу. Автор: Сьюзен Элизабет Филлипс cтр.№ 31

— Что за грязь у тебя на уме? Отвратительная грязь. Неужели Флинн вложил в тебя подобные мысли? Или это результат твоего воспитания?

Она сдерживалась с трудом, старалась говорить спокойно, напоминая себе, что о ее телефонном разговоре он ничего не знает.

— Не будь таким самоуверенным, Алексей. У тебя больше нет надо мной власти. — И над Флер тоже. Она выросла. Теперь все будет иначе.

Его пальцы замерли на пуговицах рубашки.

— Что ты имеешь в виду?

Белинда собралась с духом.

— Я имею в виду, что у меня есть планы на ее счет. Прежде чем ты попытаешься вмешаться в них, ты должен узнать: меня больше не волнует, даже если целый мир сделает открытие, что Алексей Савагар растил дочь другого мужчины. — Она говорила не правду. Ну и пусть. Как бы ни хотелось ей все это прокричать миру, она понимала: Флер никогда не поймет, почему ее мать осталась с Алексеем, если знала, что не он ее отец. А она, Белинда, не вынесет, если любовь дочери превратится в ненависть.

Алексей рассмеялся.

— Это что же, шантаж, дорогая? Я бы мог забеспокоиться, если бы не знал, как ты любишь роскошь. Я и раньше говорил: если кто-то узнает правду о Флер, я отрежу тебя от моих денег. А ты не выживешь без них, Белинда. Ты не сможешь заработать себе даже на чулки, не говоря уж о скотче.

Белинда медленно подошла к нему.

— Увидим, Алексей. После всех этих долгих лет ты с удивлением узнаешь, что не так уж хорошо меня изучил, как думаешь.

— О, я знаю тебя, дорогая. — Его пальцы пробежались по ее руке сверху вниз. — Я знаю тебя даже лучше, чем ты сама себя знаешь.

Подняв голову, она пристально посмотрела ему в лицо, пытаясь обнаружить хоть каплю мягкости. Но все, что она увидела, — это его рот, который он прижимал к губам ее дочери. Гнев затопил ее всю, гнев, страх и… другие чувства. Одно она не хотела назвать даже мысленно. Ревность. Постыдная, жгучая ревность.

На следующий день после похорон Соланж Белинда разбудила Флер до зари и шепотом сообщила, что они уезжают в Фонтенбло к Банни Дюверж. Когда они ехали по тихим окраинам Парижа, она торопливо рассказывала Флер о своих разговорах с Банни после встречи на Миконосе и о том, чем они завершились.

— Я не могу поверить, — в пятый раз повторила Флер. — Я действительно не могу. Это просто сумасшествие. — Она сбросила босоножки и задрала ноги на приборную панель, желая унять дрожь в коленях. — Расскажи все снова. Только не торопись.

Белинда полезла в сумочку за сигаретой, то и дело нервно поглядывая в боковое зеркало.

— Банни позвонила мне в тот же день, как я вернулась а Париж, — сказала мать. — Единственное, о чем она могла говорить, — это о тебе. Какие у тебя прекрасные черты лица, какие красивые волосы и так далее и тому подобное. Естественно, я слушала с удовольствием. Но я знала, что ее мужа давно нет дома, и решила, что Банни мучается от безделья, поэтому не отнеслась к ее словам всерьез. Потом она сказала, что послала твои фотографии Гретхен Казимир. Помнишь, Банни тебя снимала на Миконосе? Я, конечно, сразу подумала про Алексея. Могу себе представить, что он сказал бы, если бы узнал. Хотя агентство Казимир одно из самых известных в Нью-Йорке, работа моделью не из тех занятий, которые, по его мнению, подходят для Савагаров. Я попросила Банни держать рот на замке, пока я буду думать.

— Но это же смешно! — воскликнула Флер. — Ты Когда-нибудь слышала о модели ростом в шесть футов?

— Пять футов и одиннадцать с половиной дюймов, не преувеличивай, детка. Банни говорит, из-за такого, как у тебя, типа лица и такой фигуры агенты сходят с ума. Уж она-то знает.

— Я думаю, сама Банни сошла с ума, — мрачно проговорила Флер. — Слушай, Белинда, я не понимаю, почему мы должны уезжать тайно, особенно после того, как Алексей сказал, что хочет со мной поговорить? Мне… Мне кажется, я ему немного понравилась. Может, он передумает и разрешит мне поехать учиться в Штаты?

Этого не стоило говорить. Флер поняла свою ошибку, когда заметила, как крепко руки Белинды стиснули руль, и ей стало не по себе. Флер попыталась объяснить матери, что она устала в тот вечер, была взволнована, она сказала, что ненавидит Алексея так же сильно, как всегда, и она не такая дура, чтобы малейшее проявление симпатии с его стороны заставило ее забыть прошлое. Она помнит, что он вообще не хотел ее знать. Но почему не поговорить с ним? Что в этом плохого?

Белинда не хотела слушать. Она сказала, что Алексей хочет разделить их.

— Послушай меня, детка. — Белинда снова взглянула в боковое зеркало. — Сколько лет подряд ты просишь меня оставить Алексея? Разве ты не хотела, чтобы мы с тобой были только вдвоем? Теперь наконец я это сделала.

— Ты собираешься с ним развестись?

— Не то чтобы развестись… Сейчас, сию минуту, это трудно.

Просто мы будем жить отдельно. Но, детка, ничего не выйдет, если мы не сможем сами себя прокормить. Гретхен Казимир заинтересовалась тобой. Увидев фотографии, она захотела сделать профессиональные пробы. Я сказала, что это невозможно. Что мой муж никогда не согласится. Она засыпала меня телефонными звонками. Флер, она говорит об астрономической сумме, если получатся хорошие пробы.

Флер молчала. Все это не укладывалось у нее в голове, планы Белинды казались нереальными. Но ей так не хотелось возвращаться в монастырь! Все модели такие красивые, утонченные, она не помнит ни одной неуклюжей, высоченной семнадцатилетней девушки вроде нее.

Имение Дювержей располагалось на юге Фонтенбло; Оно состояло из двухсотлетнего шато, пруда с карпами и картинной галереи, увешанной работами старых мастеров. Банни Грубен очень повезло в тот день, когда она пришла в дорогой магазин за коробкой шоколада, а вышла оттуда с Филиппом Жаком Дювержем вместо конфет.

Она радостно кинулась навстречу Белинде и Флер, потащила их в дом, объясняя на ходу, что ее муж в Саудовской Аравии до ноября и они могут жить здесь просто как девочки. Разве не забавно? Флер подумала, что, может, и не очень, но промолчала.

К концу первой недели Флер всеми фибрами души невзлюбила хозяйку. Банни читала ей бесконечные лекции про макияж, красивую походку, она вдалбливала ей, кто есть кто в мире моды в Нью-Йорке, без конца трещала о том, как работала моделью.

День ото дня Флер казалась самой себе все крупнее, все безобразнее, ей хотелось исчезнуть и никогда больше не видеть Банни, не слышать ее голоса. А Банни без устали кудахтала про полное отсутствие интереса у Флер к одежде, критиковала за неловкость, когда девушка на что-то наталкивалась. Флер огрызалась, заявляя, что она не домашняя кошечка. Банни возводила глаза к небу.

Ей не нравился американский акцент Флер.

— Она, должно быть, родилась в Небраске, Белинда, — жаловалась Банни. — А французский акцент так нравится американцам. — Но в то же время она продолжала клясться Белинде, что у Флер есть нечто.