— Если бы не твой арест, ты рассказала бы мне об измене? — В его голосе одновременно звучали и горечь, и желание знать.
— Между мной и Люком все кончено, Нейтан. Все в прошлом, я обещаю.
Он не получил ответа на свой вопрос, но не стал настаивать и круто поменял тему:
— Какие выводы сделало следствие?
— Инспектор считает, что Люк убил Кэрол, а затем и Брайана, чтобы уничтожить доказательства нашей связи. Они признают его болезнь, но уверены, что я подстрекала его, поскольку обе жертвы якобы были моими врагами.
Мне самой не верилось в реальность моих слов. Повсюду были люди, они входили и выходили из аптеки, книжного магазина и лавки «Все по одному фунту». Женщина наклонилась к плачущему ребенку, группа подростков перебегала дорогу, уткнувшись в телефоны. Нейтан ударил по тормозам, увидев перед машиной старика, который толкал рядом с собой велосипед и улыбался сам себе, совершенно не думая об опасности. Штанины его желтых брюк были зажаты прищепками возле лодыжек. Всех этих людей никогда не обвиняли ни в убийстве, ни в соучастии в убийстве. Между ними и мной пролегла граница, такая же прозрачная и непроницаемая, как лобовое стекло машины, в которой я сидела.
— Они отпустили тебя, значит, на самом деле так не думают. — Голос мужа был ровным.
— Меня освободили под залог, я должна сидеть дома.
— Если бы нашлись убедительные доказательства, тебя оставили бы под стражей. Соучастие в убийстве — серьезное обвинение.
— Вероятно, они считают, что это вопрос времени.
— А что у них есть на Лефевра?
— На одной из его рубашек обнаружена кровь той же группы, что у Брайана. Он психически нездоров, и это, по их мнению, превращает его в виновного.
Я замолчала — мои слова увлекали в глубины, в которые мне не хотелось погружаться, ведь для меня они уже перестали существовать.
Психически больные люди могут совершать ужасные поступки из страха и отчаяния, но настоящая склонность к насилию у них встречается крайне редко. Люк не стал бы убивать Кэрол и Брайана, как бы ни был болен или напуган. Я знала это сердцем, за это и должна была держаться.
— Расскажи мне побольше о Лиззи. — Я повернулась к мужу, пытаясь отвлечься от своих мыслей.
— Что именно ты хочешь знать?
— Случилось кое-что волнующее и одновременно тревожное. Мне не терпится с ней поговорить. Она тебе рассказала?
— Она не хочет встречаться с тобой.
Я не плакала в камере и запретила плакать впредь. Слишком много было поводов для слез. Если бы я начала плакать, то не смогла бы остановиться. Люк был серьезно болен и ложно обвинен. Кэрол жестоко убита, Брайан тоже. Мой муж превратился в чужого человека, а дочь полностью отстранилась от меня.
Мы медленно продвигались через Подворье. Собор возвышался, как грозный, бесстрастный утес. Я не взглянула на Норт-Кэнонри, проезжая мимо, — Нейтан следил за каждым моим движением. Когда мы приблизились к нашему дому, я обратила внимание на дрогнувшие занавески в верхнем окне Деншемов и мельком увидела быстро скрывшееся лицо Колина. Я все поняла. Теперь люди будут смотреть на меня по-другому. Количество друзей сократится. А потом они вовсе исчезнут.
Возле дома была припаркована пара машин, и из них выскочили репортеры с направленными на нас телефонами. Они выкрикивали мое имя и имя Люка. Нейтан быстро провел меня внутрь и запер дверь. В доме пахло по-другому. Этот цветочный аромат будто вернул меня на вечеринку Офелии, и на кухне я поняла, почему. На кухонном столе в незнакомой стеклянной колбе стояли фрезии.
Пытаясь улыбнуться, я кивнула на цветы:
— Они напоминают мне Офелию.
— Зачем ты это говоришь? — Нейтан, поджав губы, взглянул на цветы, а затем на меня. Я по недомыслию напомнила о месте, где он познакомился с Люком.
— Ох, я не знаю.
Я не должна была упоминать белые цветы, стоявшие позади Офелии в тот вечер, аромат, который мы вдыхали, толпу людей в холле. Чуть позже Люк отделился от этой толпы и увел меня прочь.
Я попыталась ухватиться за что-то другое, приятное, без опасного шлейфа воспоминаний.
— Офелия недавно приводила в клинику сына. От нее пахло фрезиями. — Я увидела, как расслабились губы мужа. — Она даже похожа на них — высокая, бледная, очень красивая.
— Об этом я не подумал. — Нейтан улыбнулся, и я вспомнила, как он смотрел на Офелию при первой их встрече, как та его очаровала. Эти фрезии он мог срезать в ее честь — неосознанно, конечно. Муж отвернулся, чтобы заварить чай.
Мы сели за стол друг напротив друга. Мне захотелось спросить, помнил ли он тот последний раз, когда мы спали вместе в этом доме и как он набросился на меня в постели.
— Нейтан…
— Как думаешь, что будет дальше? — Он поставил передо мной чашку с чаем, но его голос звучал жестко. Была моя очередь чувствовать себя виноватой. Разговор, который я планировала, пришлось отложить.
— Мне не сказали. Полагаю, меня вызовут, когда соберут все доказательства.
— Они забрали твой ноутбук и все бумаги со стола.
— Они ничего не найдут, там нечего искать.
— Они нашли фотографии.
— Так себе улики.
Легкая судорога пробежала по лицу Нейтана и исчезла, будто он подавил боль или гнев. Он встал из-за стола и принялся вынимать тарелки из посудомоечной машины. Зазвонил домашний телефон, но мы оба не обратили на него внимания.
— Ты веришь мне, Нейтан?
— Хочешь, чтобы я ответил? — Прежде чем повернуться ко мне, он повесил кружки на крючки, сложил тарелки в шкаф и протер сушильную доску. — Если на то пошло, я не думаю, что ты имеешь отношение к убийствам, но верю в виновность Лефевра, хотя он явно был болен, когда их совершал. Ты была втянута в его жизнь, и в этом твоя беда.
На самом деле все было наоборот: это Люк встретил меня, себе на беду. Он потерял здоровье и свободу. Любовь и чувство вины вызвали стресс, спровоцировавший обострение его болезни. Если бы не я, он был бы в безопасности.
— Это пришло вчера. — Нейтан достал из буфета тонкий белый конверт, положил его передо мной и снова сел.
Я вскрыла письмо. В нем говорилось, что Трибунал практикующих врачей приостановил действие моей лицензии на оказание медицинских услуг и это решение уже вступило в силу. Я знала, что так будет, но слова, которые я читала, тонули в моем сознании, как камни в воде, не оставляя следа. Я вообще не понимала их значения.
— Меня отстранили от работы, — произнесла я, складывая листок все более и более мелким квадратиком. — Но мне неясно, по какой причине именно.
Нейтан уставился на меня:
— Неясно?
— Здесь не написано, за что отстранили. За связь с пациентом или за то, что уговорила его убить регистратора и другого пациента. — Это прозвучало настолько нелепо, что я рассмеялась.