— Ну так что? — в который раз спросила Терехова. Происшествие было изложено в красках, с неизвестными Морозову подробностями, экзотическими и жалобными. Эти краски и подробности рисовали Морозова сиротой, потерявшим всю родню при пожаре.
— Ну... — Монитор подбросил курсоры вверх. — Надо подумать...
— Что думать? Что думать!..— Лидия Максимовна пустила слезу.
«Артистка», — подумал Морозов.
— Жизнь стоит на карте, а вы — думать...
— Человеку жизнь дается один раз? Один. И прожить ее надо! — впервые Монитор выдал что-то связное. То ли Островского читал, то ли самому в голову пришло. — Но подумать надо.
— Так думайте, в конце концов! — Лидия Максимовна демонстрировала потрясающее владение слезными железами. — Думайте! Умоляю!
Монитор явно играл на публику. Он потянулся к столу. Морозов предупредительно схватил шампанское и хотел налить.
— Не пью! — заявил Монитор.
— Может, водочки?
— Не водочки, а водички. — Монитор сам открыл «Боржоми». Пил долго, громко причмокивая.
— Ну, напился? Так думай же! — Слезы высохли так же быстро, как появились.
— Че думать? — Монитор улыбнулся. Зубы были ровные, как кукурузные зерна. «Явно вставные, — отметил Морозов. — Бабки — и все решено».
— Сколько?
— А это я должен решить с Арнольдом.
— Вы думаете, он согласится? — Морозов заискивающе заглянул Монитору в глаза-курсоры.
— Кто знает... Как поговорить... — Глазки закатились под лоб.
— А как можно поговорить? — нажимала Лидия. — Как вы можете поговорить?
— Я же сказал — бабки, и можно поговорить.
— Сколько?
— А какой оборот банка?
— Это коммерческая тайна... — растерялся Морозов.
— Ну, тогда и поговорить не удастся. — Монитор снова налил себе воды. Наконец до него дошел размер возможных дивидендов от подобной сделки. Простор деятельности открывался от Брюсселя до Гонконга.
— Нет, вы поймите... — Морозов не знал, как вернуть разговор в конструктивное русло. — Поймите, речь может идти только о моих личных деньгах... Их немного, но они есть.
— На жопе шерсть! — срифмовал Монитор. — Меня твои гроши не интересуют. Или ты свою жизнь оцениваешь в сотню баксов?..
— Речь может идти не о сотне долларов...
— Меня и сто тысяч не интересуют. Меня, я подчеркиваю! Сколько возьмет Арнольд, он сам скажет. Моральный ущерб, понимашь... — Он произнес это с удивительно знакомой интонацией. Монитору самому понравилась интонация, и он смачно повторил. — Понимашь!
Лидия Максимовна поджала губы. Было ясно — эта мясистая обезьяна, безусловно, может многое. Но вот что родится из его чудовищной головы, предположить было невозможно. Не он пришел — его пригласили. Монитор чувствовал себя судьей, которому дано карать и миловать. У Лидии не было сомнений в том, что он договорится с Арнольдом, но что он потребует лично для себя? Свой шанс он не упустит. Лично ей было на это наплевать, так как участие Монитора в ее судьбе сводилось к минимуму. Если утром будут деньги — все проблемы решены... Если не будут, то и Монитор не поможет.
«В лучшем случае включат счетчик. А в худшем?»
Думать об этом она просто не могла: становилось страшно. Деньги, поставленные на кон, — всего-то лимон баксов — были лишь средством, условием для получения сногсшибательных барышей. Они могли измеряться и миллиардами, и...
Даже то, во что Терехова была посвящена, приводило в трепет и на первый взгляд казалось нереальным. Всех обстоятельств она, естественно, не знала, знать не могла, да и не хотела: Лидия Максимовна была винтиком, малюсенькой шестереночкой в мощном механизме невероятной силы. Пусть мелочью, но существенной, без которой весь этот механизм становился безжизненным. Во всяком случае, так ей казалось до сегодняшнего вечера.
Но, осознав собственную ничтожность на фоне грандиозного плана, она тем не менее отдавала себе отчет, что на данном, весьма ответственном этапе ее роль стала определяющей. И если она ее не сыграет или сыграет фальшиво, спектакль закончится без участия Тереховой.
Лидия Максимовна не знала главных действующих лиц, не имела цельного представления о сценарии, но была уверена, что тот умный и могущественный, который ставит этот захватывающий спектакль, внимательно наблюдает за ней.
Люди, стоящие на вершине гениально сконструированной пирамиды, продумали все до мельчайших деталей. Они напрягали мозги, вкладывали деньги, просчитывали маршруты движения огромных сумм. От миллиметра до микрона, от месяца до секунды- Подобная многоступенчатая операция была по силам только мощной аналитической структуре, знакомой с тонкостями нынешней экономики, а точнее экономического беспредела. Не раз на пути людей, замысливших это, появлялись преграды. Правовые рифы они обходили легко и не напрягаясь — своих юристов было как песка в Сахаре. С оппонентами тоже проблем не возникало. Деньги были мощным аргументом в любом споре. Если спор не удавался, действовали по логике: есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы.
По меньшей мере от пятерых наиболее капризных (Лидия Максимовна знала это точно) осталась только черточка между двумя датами — рождения и смерти.
Первая смерть одного из этих пятерых ее просто потрясла. Она его знала так, как знают самого близкого человека.
Крепкий здоровый мужчина, преуспевающий и цветущий как в жизни, так и бизнесе, он казался богом. У него было все — деньги, успех, власть, интересное процветающее дело. У него была прекрасная жена и не менее ослепительная любовница. Было то, что другим кажется нереальным...
Не было одного — чувства самосохранения. Он упал в шахту лифта в своем доме. Трагическая случайность.
Вскоре утонул его компаньон. Купался и...
Цепь роковых обстоятельств неожиданно приняла характер закономерности. Смерть от несчастных случаев косила людей исключительно на одной поляне. Правоохранительные органы, далекие от внутривидовых процессов, благополучно «изучив» обстоятельства, списывали дела в архив с пометками «автокатастрофа», «несчастный случай», «самоубийство»...
Столь же случайным, на первый взгляд, казалось и появление преемника того человека, что упал в шахту лифта. Этот преемник, возникший непонятно откуда, буквально подхватил оставшееся без хозяина дело. Подхватил и «понес». Через некоторое время сменился практически весь аппарат, а затем и само дело. То, ради чего создавалась фирма, на чем процветала, ушло куда-то вдаль и в сторону. Появились новые люди, странные и темные. Но деньги оставшимся на службе шли исправно, а потому сохранившиеся аборигены не роптали.
Не роптала и Лидия. Несмотря на возраст, она по-прежнему была маркой фирмы, символом ее стабильности. С ней считались, ее ценили. Она же считалась с обстоятельствами, но отдаваться на волю волн не желала. Как опытный гребец, Терехова боролась с ними, максимально используя течения и свойства самих волн. Когда-то она занималась греблей на байдарке и отлично знала, что побеждает тот, кто умеет использовать силу чужой волны в своих целях. Поставив свою лодку так, чтобы центр тяжести был на внешней стороне волны, она практически все время катилась под горку, пользуясь веслом только для того, чтобы не нарушить это шаткое равновесие. Спеша жить, она сменила трех мужей. Она меняла любовников, машины, квартиры...