Помечтай немножко - читать онлайн книгу. Автор: Сьюзен Элизабет Филлипс cтр.№ 56

Ах ты, свинья, раздался в мозгу у Этана голос Опры Уинфри. Красивая грудь — это далеко не единственное достоинство Кристи Браун.

Я знаю, ответил про себя преподобный Этан Боннер. У нее есть еще и тонкая талия, бедра очаровательной округлой формы, стройные ноги, очень симпатичная прическа и еще какая-то трогательная незащищенность.

Эта самая незащищенность, пожалуй, будила в Этане нечестивые мысли больше, чем что-либо другое. Кристи вдруг перестала быть компетентным, безукоризненно исполнительным сотрудником и превратилась в совершенно обычную, живую женщину, обуреваемую теми же страхами и заботами, что и все остальные.

Сунув руки в карманы джинсов, Этан попытался понять, почему это превращение вызвало в нем такое чувство протеста. Возможно, предположил он, это объясняется тем, что в лице Кристи он потерял замечательного секретаря.

Неверно, снова подала голос Опра Уинфри. Ты не прав.

Ну хорошо, хорошо, огрызнулся Этан и подумал о том, что, по-видимому, в словах Кристи было много правды. Он в самом деле относился к ней как к одному из своих старых друзей, но совершенно не замечал, что при этом ведет себя чрезвычайно эгоистично.

Да, Кристи была права. Он знал обо всех более или менее важных событиях, происходивших в ее жизни, но ничего сверх этого. Ему было неизвестно, как она проводит свободное время, чему радуется и от чего грустит. Он попытался вспомнить, какое блюдо она любила больше всего, но не смог. В его памяти всплыло лишь одно: Кристи всегда была озабочена тем, чтобы в церковном холодильнике не переводилась горчица для сандвичей.

С болью в душе Этан Боннер вынужден был признаться себе, что в течение долгих лет Кристи Браун была для него чем-то вроде коврика, который кладут у двери, чтобы вытирать о него ноги: она всегда была на своем месте, всегда была готова помочь, никогда ничего не просила для себя.

Все для других…

Этан уставился в темноту, размышляя о том, каким лицемером он был, называя себя священником, врачевателем душ. Его отношение к Кристи Браун было еще одним свидетельством того, что ему всерьез следовало подумать о смене профессии.

Кристи была хорошим человеком, хорошим другом, а он горько обидел ее. Теперь он должен был как-то загладить свою вину, причем ему нужно было сделать это в течение ближайших двух недель, прежде чем Кристи Браун исчезнет из его жизни.

На следующий день, когда подошло время перерыва, Гейб и Рэчел устроились на их любимом месте, рядом с бетонной черепахой, защищенные от лучей полуденного солнца нависающим над ними огромным белым экраном. Гейб открыл крышку пластикового ведерка со снедью из закусочной «Кентукки фрайд чикен» и протянул его Рэчел.

Прошло девять дней с тех пор, как они занимались любовью под дождем. Кинотеатр должен был открыться ровно через неделю, но Гейб не мог думать ни о чем, кроме тела Рэчел, такого чудного, теплого, податливого. Она, однако, делала все, что могла, чтобы не допустить повторения близости. Сначала она использовала в качестве предлога для отказа свои критические дни, хотя Гейб отнюдь не считал это препятствием. Тем не менее он не пытался оказывать на Рэчел давление.

Однако наступил момент, когда терпению его пришел конец. Увидев в очередной раз, как от дуновения ветерка старомодное хлопчатобумажное платье соблазнительно облагает фигуру Рэчел, он решил, что пора предпринимать какие-то действия.

— Хочу тебя обрадовать, — сказал он, — кажется, я разрешил нашу небольшую дилемму.

— Что это еще за дилемма? — осведомилась она, вытаскивая из ведерка куриную ножку.

Гейб давно уже заметил, что Рэчел неравнодушна к куриным ножкам. Он же, со своей стороны, был явно неравнодушен к ее грудям, и потому, завладевая другой куриной ногой, не мог отказать себе в удовольствии пройтись по ним взглядом, пользуясь тем, что верхние пуговицы уродливого красного платья были расстегнуты и позволяли видеть довольно много.

Подобрав повыше юбку, Рэчел вытянула ноги. На одном колене у нее красовалась засохшая ссадина, другое было залеплено куском бактерицидного пластыря: утром она поранилась и не заметила этого, так что Гейбу пришлось самому заклеивать ей царапину. Больше всего, однако, доставалось ее икрам: они были сплошь усеяны царапинами и синяками. Рэчел трудилась с исключительным усердием, отвергая все предложения Гейба заняться более легкой работой, как бы он на нее за это ни ворчал.

Стройные, изящные ноги Рэчел очень странно выглядели в грубых мужских полуботинках и толстых белых носках, собравшихся гармошкой вокруг ее тонких щиколоток.

Гейб обратил внимание, что Рэчел ежедневно тщательно начищает башмаки. Ему было страшно даже подумать, сколько сил она тратит каждый вечер, чтобы удалить с них пятна краски и грязь. Он долго не мог понять, зачем она это делает, пока ему не пришло в голову, что человеку, имеющему всего одну пару обуви, по всей вероятности, волей-неволей приходится как следует о ней заботиться.

Гейбу была неприятна уже сама мысль о том, что, придя с работы, Рэчел каждый вечер вынуждена тратить время и силы на то, чтобы привести свои башмаки в порядок. Он с удовольствием купил бы ей дюжину пар обуви, но прекрасно понимал, что Рэчел швырнет их ему в лицо.

— Я имею в виду дилемму, которая касается почасовой оплаты твоего труда и того, чем ты можешь, а чем не можешь заниматься в рабочее время.

— Ты решил повысить мне зарплату? Наконец-то!

— Нет, черт побери, я не собираюсь повышать тебе зарплату.

Гейб едва сумел сдержать улыбку при виде разочарованной мины, появившейся на лице Рэчел. Хотя это было нелегко, он изо всех сил старался делать так, чтобы в руки Рэчел не попадало много наличных разом, и в то же время тщательно следил за тем, чтобы у нее было все, в чем она действительно нуждалась. Такая линия его поведения была вызвана тем, что он теперь уже хорошо знал ее способность откладывать деньги про запас даже в тех случаях, когда это казалось совершенно невозможным. Получив сразу относительно большую, по ее нынешним понятиям, сумму, Рэчел наверняка отложила бы ее «в чулок», а это было опасно:

Гейб сознавал, что, как только в «чулке» скопится столько, сколько она сочтет достаточным для отъезда, Рэчел скорее всего тут же покинет Солвейшн. Ведь рано или поздно она должна была понять, что Дуэйн Сноупс не прятал в Солвейшн никаких пяти миллионов, и тогда ее пребывание в городе потеряло бы всякий смысл. Короче говоря, Гейб хотел быть уверен в том, что она по чисто финансовым причинам не сможет уехать из Солвейшн. Гейб не мог позволить ей уехать до того, как он почувствует, что более или менее спокоен за ее будущее. Рэчел слишком долго балансировала на самом краю пропасти, и ему хотелось быть уверенным, что она никогда больше не будет бедствовать.

— Я заслуживаю прибавки к зарплате, и ты это прекрасно знаешь.

— Странно, что мне это сразу не пришло в голову, — сказал Гейб, не обращая внимания на ее слова. Лежа на боку, он вытянулся в траве, затем приподнялся и, опершись на локоть, начал жевать цыпленка, хотя ему совершенно не хотелось есть. — Теперь у тебя будет фиксированная зарплата. Это означает, что, чем бы ты ни занималась в течение дня, на твоем заработке это никак не будет отражаться.