Порча - читать онлайн книгу. Автор: Максим Кабир cтр.№ 4

– Ваша мама застала прежнюю школу?

– Скажу больше: она ее сносила. Помогала строителям с комсомольским отрядом. И первый свой урок провела в новеньком здании.

– В шестьдесят…

– Шестьдесят втором. Мама собирала материалы по истории Горшина. Я передала их в библиотеку. Если интересно, обратитесь к Любе.

Они дошли до середины западного крыла, и Ольга Викторовна объявила:

– Приготовьтесь. Ваше королевство.

Королевство пережило нашествие варваров. Ободранные стены, шкаф, словно выблевавший на пол папки. Классная доска прислонена к ржавым батареям. Марина заподозрила грешным делом, что помещение нарочно привели в такое состояние, чтобы испытать новенькую.

– Знаю, авгиевы конюшни. Но завуч заграбастала себе бывший кабинет Ахметовой, а вам ссудили давно заброшенный. Зато мы с вами соседи, будем пить кофе на большой перемене.

– Я не страшусь грязи, – заверила Марина, прикидывая, что у нее в запасе неделя на уборку. Можно управиться при желании.

– Костров командирует вам парочку старшеклассников, – Ольга Викторовна чихнула, разогнала рукой пыль, – обживайтесь, дорогая.

После стольких лет брака Костров не разучился удивляться: за какие заслуги ему достался такой клад? Сокровище номер раз шинковало на кухне овощи. Сокровище номер два, уменьшенная копия первого, то ли уроки зубрило, то ли притворялось, посматривая каналы малолетних блогеров.

Директор школы подкрался к жене, окольцевал талию, ткнулся губами в душистые волосы. Люба была по-девичьи тоненькой, щемяще-хрупкой. Костров часто вспоминал, как сходил с ума от переживаний, когда она рожала дочь. Шесть часов ада. И курносый ангелочек в финале.

– Как пахнет хорошо…

– Врун. Нечему пахнуть, я только воду поставила.

– Ты – пахнешь.

Люба потерлась о его грудь.

– Меня есть нельзя, подожди плов.

– Жалко, что ли. Маленький кусочек.

Костров защелкал челюстью. Люба сунула ему в зубы морковную соломку. Он прожевал.

– Что нового? – спросила она, направляясь к печи.

– Новая учительница литературы. Крамер Марина… отчество сложное.

– Хорошенькая? – Люба подозрительно прищурилась.

– Я не педофил.

– А она несовершеннолетняя?

– Двадцать четыре года. Малявка.

– Мне было двадцать три, когда я пришла в школу. И чем все закончилось?

– Виновен. Был чересчур горяч.

Он хлопнул жену по упругой заднице, драпированной джинсами.

– Библиотекари – мой фетиш со школьной скамьи.

– Кобелина.

– Кто такой кобелина? – спросила Настя, вбегая на кухню, обхватывая отца так же, как минуту назад он обхватывал Любу.

Родители перемигнулись, прикусили улыбки.

– Кобелина – это итальянская фамилия, – сказал Костров, – Рикардо Кобелина, оперный певец.

– Опера – фу, – поморщилась Настя. Достала из холодильника упаковку яблочного сока.

Костров ловко выхватил сок у дочери и поменял на такой же тетрапак, взятый со стола.

– Гланды береги. Первое сентября на носу.

– Фу, теплый!

– Прекращай фукать, фуколка.

– Я не фуколка.

– А кто же?

– Куколка!

– А по-моему, ты – курочка, которую надо съесть.

Он поймал дочь, поднял к потолку и притворился, что кусает ей живот.

– Не курочка! Не курочка! – верещала Настя.

– Мать, открывай духовку, пока я ее держу!

– У нашего папы каннибальские замашки, – прокомментировала Люба.

Настя вырвалась, заливисто смеясь, побежала в комнату.

Костров пригубил ледяной сок из пакета.

– Стаканы для чего, дикарь?

– Так вкуснее.

Люба поставила на плиту казанок, налила масло.

– И где ты разместил эту нимфетку?

– Нимфетку? – засмеялся Костров. Он обожал чувство юмора жены. Юмором и изумрудами глаз покорила его Любочка Окунькова тринадцать лет назад. Как время летит… – Настя сегодня узнает много новых слов. А разместил я Марину Батьковну по соседству с Кузнецовой.

Люба охнула.

– В том свинарнике?

– Да прямо – свинарник!

– Прямо свинарник. И гадючник.

– А пускай молодые кадры привыкают к трудностям.

– Тогда уж посадил бы ее в подвал.

Ухмылка застыла на губах Кострова. Он вспомнил полумрак за желтой дверью, цементный пол, прихотливый рисунок… Вспомнил, как запекло в голове, пока он изучал стену. Как колыхнулось внутри что-то смутное, вязкое…

– А ты… – он поскоблил ногтем картон упаковки, – спускалась в школьный подвал?

Люба сбрасывала в масло колечки лука.

– Не спускалась. А что там?

«Лицо», – подумал Костров отстраненно.

– Ничего. Паутина и мыши.

– Мыши? Держи их подальше от моих книг.

Костров открыл было рот, но Настя крикнула из комнаты:

– Мам, пап! Вы обманщики. Я погуглила. Кобелина – это бабник, ловелас, ходок.

Костров согнулся пополам от хохота. Сжал тетрапак так, что сок брызнул из откупоренного горлышка и залил холодильник.

– Аккуратнее, – вытирая слезы смеха, сказала Люба.

Костров, довольно похрюкивая, потянулся за тряпкой.

Смех стал мотком колючей проволоки в гортани. Верхняя губа директора оттопырилась, оголяя десны – не будь Люба увлечена сейчас луком, она бы сказала, что прежде не замечала за супругом таких гримас.

Бурые струйки стекали по холодильнику, образовывая знакомый узор.

Лицо.

Нечестивый Лик.

Рассвет ознаменовался барабанным боем. Гулкие удары разбудили жителей поселка. Они вскакивали с травяных циновок, перешептываясь, вслушиваясь, понимая то, чего не понимал чужестранец. Звук подхватывался, уносясь за пределы домишек, скучившихся у скал; просачивался в джунгли. Испуганные птицы спархивали с ветвей, голосили обезьяны. Огромные барабаны повторяли гласные и согласные, извещая о смерти вождя.