Она явно устала. Волосы были растрепаны, кожа вокруг глаз поблекла. Несколько прядей волос, упавших на ее лицо, усиливали ощущение ее крайнего утомления.
– Госпожа… я на вашей стороне. Если у вас есть свободное время, чтобы говорить вашему союзнику колкости, то, пожалуйста, найдите время сказать мне правду. Нельзя больше терять ни мгновения. Разрешите мне хотя бы поговорить с моей клиенткой… позвольте мне встретиться с Рёко-сан.
– Рёко лежит в постели. Я не могу позволить вам встретиться с ней.
– У нас нет времени. Если вы будете упрямо продолжать этот никчемный блеф, то, вне всяких сомнений, еще до наступления завтрашнего дня клиника Куондзи будет окончательно разрушена. Если вы к этому готовы, то прикажите мне уйти, и я уйду.
Постойте, но что я мог сделать? Разве мог я, встретившись теперь с Рёко, защитить эту семью, оставшуюся в руинах собственного дома, от полного краха? Разве это было возможно?
Я, в сущности…
– Рёко в своей комнате. Самая дальняя комната в жилой части.
Волевая пожилая дама вдруг легко, в один миг сломалась. Внешние уголки глаз у нее слегка увлажнились. Я не мог судить, была ли она тронута или это были слезы, подступившие от усталости.
Отстранив ее, я прошел в дом. Коридор был в таком состоянии и усеян таким количеством мусора, что ботинки можно было бы и не снимать, но я на всякий случай переобулся в приготовленные для посетителей тапочки. Подумав о том, сколь очевидно подобное действие не соответствовало ситуации, я немного покраснел от смущения.
– Вы идете в комнату к моей дочери… к Рёко? А может быть, вы с ней… Рёко и вы…
– Оставьте эту странную и несправедливую подозрительность, – резко возразил я, подумав, что так ответил бы на моем месте Кёгокудо.
Мне ни разу не пришла в голову мысль о том, что я мог заблудиться. Если не думать об этом, то и не собьешься с пути. Оказавшись перед комнатой, которая, как я полагал, была комнатой Рёко, я без единого колебания постучал в дверь.
– Это Сэкигути. Можно мне войти?
Прежде чем я услышал ответ, моя рука уже повернула круглую дверную ручку, и дверь открылась.
Рёко сидела в кровати. Под легкой пижамой возле ее левой груди просвечивал влажный компресс или какая-то лечебная припарка.
Как же больно было смотреть на это…
– Сэкигути-сама…
То ли оттого, что она плакала, то ли от оттого, что спала, вокруг глаз у нее были совсем небольшие припухлости. Из-за них она выглядела иначе, нежели когда носила свою всегдашнюю маску печали.
– Прошу прощения за беспокойство. После того как я подобным образом к вам ворвался, вы, возможно, будете думать, что я – человек, не имеющий никакого представления о хороших манерах. Но у меня мало времени. Могу ли я войти?
Рёко кивнула.
Это была скромная комната. Я никогда раньше не бывал в комнате у незамужней девушки, поэтому мне было не с чем сравнивать, но ее комната показалась мне унылой и однообразной: она была совершенно лишена какого бы то ни было декора. Рёко попыталась встать с кровати, но я протянул руку, чтобы остановить ее, и сел на стул, стоявший сбоку от кровати.
– Камень… попал мне в грудь. Это всего лишь ушиб, кости не были повреждены, но у меня слабое сердце, поэтому…
– Я очень сожалею. Простите меня. У меня не хватило сил ничего для вас не сделать. Увы, именно в самое неподходящее время эти журналы…
Два журнала касутори, о которых я говорил, лежали на стоявшем подле ее изголовья буфете.
– Их сюда подбросили.
– Вы их читали?
– Да, – сказала Рёко, но больше ничего не добавила.
В глубине души мне была невыносима мысль о том, что она должна была чувствовать, читая те отвратительные истории.
– Полиция зашевелилась. Они начали расследование заново – к тому же не по делу Макио-сана.
– Это… дело об исчезновении младенцев?
– Да. Сначала полиция заинтересовалась странной смертью медсестры по имени Сумиэ Тода, которая здесь работала. Вероятно, расследование начнется с нее.
– Когда?..
– Я выиграл немного времени, но это всего лишь один завтрашний день. Если в течение этого времени мне не удастся выяснить действительного положения вещей, то этим займутся представители властей… если так случится, то и дело Макио-сана, и дело о пропавших младенцах – все, что они найдут относящимся к расследованию, – будет, скорее всего, одновременно предано огласке. И это напечатают не в подобных низкопробных журналах, а в газетах. Даже если ваша семья ни в чем не виновата, она будет уничтожена.
– Моя семья уже уничтожена, – сказала Рёко. – Я больше не понимаю, во что мне следует верить. Может быть, то, что написано в этом журнале, – правда. Такие мысли меня тоже посещают. Нет, если так, то лучше уж… если мы, если моя семья – это не боящиеся Небес бесчеловечные преступники… я призна́ю это и буду счастлива, если нас приговорят к смертной казни.
На лбу Рёко выступила вена. Между бровей появилась страдальческая морщинка.
– Рёко-сан, вы обратились ко мне с просьбой. Я все еще исполняю порученную мне работу. Я не могу махнуть на все рукой и сдаться. Только…
– Только… что?
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне правду о том, что знаете. Мне слишком многое неизвестно. Я думаю, что из-за этого я бессмысленно ходил кругами. Вы… вы не лгали?
И вот теперь – чем я был лучше Энокидзу?!
Рёко отвернулась и прижала правую руку к своей левой груди.
– Что касается происшествия с младенцами… конечно, я слышала то, что говорили люди, и мне также было известно, что приходила полиция, но… полагая, что это не имеет прямого отношения к тому делу, с которым я к вам обратилась, я не стала об этом рассказывать. Да я ведь и не знала действительного положения вещей… только… – То ли из-за того, что у нее болела рана, то ли заболело сердце, страдальческое выражение на лице Рёко стало еще отчетливее. – Если я и солгала о чем-то, что могло иметь решающее значение… то лишь о ночи происшествия.
– Что?! – воскликнул я, хотя это было именно то, что я больше всего ожидал услышать.
– Если честно, то я не знаю, где была в ту ночь.
– Не знаете?
– Как и моя младшая сестра, я не помню.
Я был глубоко потрясен.
– Я… не могу сказать, с какого именно времени… но у меня неоднократно случались приступы полной потери памяти. Как будто наступает помрачение сознания… а когда я прихожу в себя, то обнаруживаю, что прошел уже целый день. Но я совершенно не помню, что делала в течение этого времени и где была.
– В какие моменты с вами случается подобное?
Некоторое время Рёко молчала, подбирая слова, затем с выражением решимости на лице подняла глаза: