Мемуары Дьявола - читать онлайн книгу. Автор: Фредерик Сулье cтр.№ 211

– Неужели импотентом?

– Ты сам это сказал! – заметил Дьявол. – Господин де Серни импотент, вот и вся история госпожи де Серни!

– Импотент! – повторял Луицци, корчась от смеха.

– Моя туфля! Прошу тебя!

– Импотент!

– Быстрее! Ты уже у дверей госпожи де Серни.

– Импотент! – Барон вспоминал свои слова, обращенные к госпоже де Серни: «Я мог бы успокоить вас относительно ухаживаний господина де Серни за несчастной госпожой де Карен!» – и буквальный смысл, который она должна была придать этому утверждению, вызвал у него безудержный смех.

– Моя туфля! Отдай туфлю! – повторял Дьявол.

– Импотент! Импотент! – повторял барон.

Карета остановилась. Луицци так громко хохотал, что пропустил мимо ушей требование Дьявола. Он вышел из кареты и сквозь душивший его смех все повторял и повторял роковое слово.

Барон поднялся в покои госпожи де Серни и приказал слуге доложить о своем визите. Жизнерадостный Луицци выглядел так странно, что слуга с удивлением принялся разглядывать барона, два-три раза покосившись на предмет, который тот сжимал в руке. Наконец Арман, настороженный этим назойливым рассматриванием, понял: что-то в нем не то. Он проследил за взглядом слуги и только тогда заметил туфлю Дьявола. Это лишь усилило веселое расположение барона, и, расхохотавшись еще громче, он снова приказал слуге доложить о господине де Луицци. Слуга ушел.

Арман остался один в прихожей. Он огляделся в поисках Дьявола, чтобы вернуть туфлю, но, никого не заметив, стал изучать ее сам. Туфелька была примечательной: узкая, изящная, изогнутой формы, выполненная из мягкой глянцевой кожи, подбитая блестящим, как эмаль, розовым атласом. Такую хорошо оставить около дамской кровати, чтобы продемонстрировать тому, кто ее случайно заметит, претенциозную элегантность своего хозяина.

Продолжая восхищаться изящной туфелькой, Луицци посмеивался и думал, что Дьявол, возможно, рассчитывал забыть ее у милой святоши, которую собирался навестить. Когда он услышал шаги возвращавшегося слуги, то, не зная, что делать с туфлей своего друга Сатаны, он сунул ее в боковой карман фрака и направился к госпоже де Серни. Его провели через три огромных помещения: столовую в романском стиле, готический салон и библиотеку в стиле ренессанс. Он прошел также спальню в стиле Людовика XV и оказался наконец в самом дальнем конце особняка, в необычайно роскошном китайском будуаре, имевшем форму восьмигранника.

Его взору предстали панельные стены, покрытые черным лаком, черные атласные занавески, расшитые яркими цветами, очень низкие диваны, обитые такой же тканью, и той же тканью обтянутый потолок. С первого взгляда будуар напоминал о церковном приделе для отпевания.

Но при свете бледно-розовой свечи в лампе из богемского стекла, подвешенной к потолку на бронзовых цепочках, взору барона открылись волшебные рисунки: фантастические птицы с пылающим опереньем, причудливые желтые лица, светящиеся на черной, блестящей от лака эмали; прозрачный, хрупкий фарфор и вышивка на блестящих шелках, изящная мебель, перегруженная тысячами ненужных безделушек из дутого золота и чеканного серебра, и восхитительные цветы в изогнутых вазах; затем он ощутил благоухания, источаемые невероятными курильницами, и понял, что находится в святая святых, где дань моде проявляется самым странным и нелепым образом. Потом, мгновенье спустя, Луицци начал испытывать на себе влияние этого чарующего места и с легкостью признал, что мрачное сияние и шокирующая вычурность всех деталей, возможно, не так уж бессмысленны, как казалось вначале.

Госпожа де Серни, высокая и белокурая, полулежала на черном атласном диване. Одетая в платье из белого муслина, она выделялась на фоне темной ткани как белый силуэт феи в ночи. Ее голова покоилась на тугой пуховой подушке, черная наволочка которой служила великолепной рамкой ее изумительному лицу, пышные и длинные локоны ее прекрасных волос спадали золотыми завитками на это печально-строгое обрамление. Госпожа де Серни казалась прекрасной, но, глядя на нее, Луицци осознал, как прав был Дьявол, когда говорил о женской обольстительности, обязанной дорогим нарядам и украшениям. В самом деле, красота госпожи де Серни блекла на волшебно-притягательном и смелом фоне, а первое чувство восхищения, овладевшее сердцем Луицци, было вызвано ослепительной белизной ее платья и пленительностью ее белокурых волос.

Это открытие отвлекло и успокоило барона, он смог поприветствовать графиню, не смеясь ей в лицо, и с серьезным видом сесть в кресло, на которое она ему молча указала, будучи слишком взволнованной, чтобы говорить.

– Я прибыл в ваше распоряжение, – сказал барон, – и хотел бы услышать, чем обязан оказанной мне благосклонности?

– Не знаю, до какой степени требование объяснения можно назвать благосклонностью, – промолвила госпожа де Серни.

– Вы правы, сударыня, но я и не представляю, что дело, имеющее отношение к вам, может быть несерьезным.

– Хотела бы понять вас, сударь.

– Я не сумею лучше выразиться.

– Тем не менее следует внести ясность, я хочу заставить вас сделать это, – заявила Леони с вызовом. – Что вы имеете в виду, говоря, что все, что меня касается, должно быть серьезным?

– Вы требуете объяснений, я покоряюсь, – ответил Луицци, которому в подобной приятной атмосфере легко было блеснуть хорошим воспитанием. – Да, сударыня, все, что имеет отношение к вам, должно быть серьезным. Серьезной будет духовная связь: ведь вы женщина, чье интеллектуальное превосходство, как в социальных, так и в политических вопросах, неоспоримо. Серьезной будет и дружба с вами, женщиной, предпочитающей легким привязанностям преданность и постоянство. И наконец, если кто-нибудь осмелится любить госпожу де Серни, то страсть его, продиктованная высоким уважением к достойнейшему характеру и пылким обожанием безукоризненной красоты, тоже будет серьезной.

Прямая откровенность похвалы, искренний и уважительный тон привели графиню в смущение, но, похоже, не вызвали раздражения. Она немного помолчала, потом улыбнулась:

– Право, я восхищена тем, как вы – мужчины – нас презираете!

– Сударыня, – ужаснулся Луицци, – о каком презрении вы говорите? Поверьте, мое почтение к вам такая же правда…

– О, не извиняйтесь! Вы меня не поняли, – перебила графиня барона. – Я восхищаюсь тем, как мало вы нас уважаете, раз слово «презирать» пугает вас. Вы не можете ни минуты оставаться рядом с женщиной, чтобы не свести разговор к тому, что она красива и создана для любви.

– Это оттого, – улыбнулся в ответ Луицци, – что трудно любоваться и охватить одним взглядом все сразу. Глаза души, как и глаза плоти, не выбирают, а останавливаются на том, что их больше привлекает. Те, кто не удостоился чести узнать вас достаточно близко, для того чтобы оценить изысканность ваших достоинств, вполне естественно предаются созерцанию того, что вы не можете от них спрятать: тонкого ума, пленительного изящества и подлинной красоты.