Мемуары Дьявола - читать онлайн книгу. Автор: Фредерик Сулье cтр.№ 155

Я недоумевала, почему господин де Воклуа, мой отец, неизменно приглашал к себе этого человека, хотя и не более болтливого, чем остальные, но куда более противного. Он полагал, что его богатый разносторонний опыт позволяет ему видеть во всем, что происходит, самую суть, которую с циничной ненавистью ко всему доброму находил нужным выставить на всеобщее обозрение, чем крайне оскорблял мои нежные и светлые чувства. Если бы кто-то другой обнаружил мою грусть, то я конечно же просто извинилась бы, объяснив ее недомоганием, но этот мордатый остряк задел меня за живое, и я сухо ответила:

– Мне нечего вздыхать, сударь, и нечего желать.

– Гм, гм, – растянув рот до ушей, произнес толстяк, после чего бесцеремонно уселся рядом со мной и шумно высморкался в грубой выделки голубой платок, – незамужним девицам всегда есть чего желать.

– Ох, сударь, с чего вы взяли, что я хочу замуж?

Он пристально посмотрел на меня и с редкой наглостью засмеялся мне прямо в лицо:

– Как с чего? Да я это дело за версту чую!

– Вы необыкновенно проницательны, сударь, – крайне неприязненным тоном ответила я – уж очень раздражал меня этот мужлан.

– Вы даже не представляете, насколько я проницателен, – продолжал он, ничуть не принимая во внимание, что я повернулась к нему спиной, – ибо уже исполнил ваше тайное желание – нашел вам мужа.

– Что-что? Мужа? – вскричала я, тут же оборачиваясь к нему.

– Ай-ай-ай! – завел он очи к небу. – Отчего это вы сразу ушки навострили?

– Сударь, – сказала я, оскорбленная таким толкованием моего удивления, – позвольте мне прервать беседу, которую мой батюшка счел бы не совсем подобающей…

– О-о, тысячу извинений, барышня, тысячу извинений. Но именно потому, что я действую с благословения вашего батюшки, я и позволил себе подобный разговор.

В крайнем изумлении я оглянулась вокруг, пытаясь найти глазами господина де Воклуа; он наблюдал за мной из дальнего конца гостиной и легким кивком подтвердил, что разговор с господином Кареном происходит с его соизволения.

Раз уж я упомянула его имя, то вы должны понять, кем был этот человек. Он продолжал:

– Как видите, я не столь неприличен, как можно судить по бантам на моих туфлях; и раз слово «муж» уже вылетело, то я не стану долго воду в ступе толочь. Речь идет о моем сыне.

– Вашем сыне? – произнесла я огорошенно, смерив его взглядом с головы до ног, словно пытаясь вообразить, каков же отпрыск у подобной личности.

Ни одно движение, ни одна мысль не ускользали от внимания моего собеседника, с желчью в голосе пошутившего в ответ:

– О, не бойтесь, не бойтесь. Он неплохо смотрится, господин де Карен-младший. Форменный щеголь, скажу я вам, который полирует ногти, умывается виндзорским мылом и укладывает волосы античным маслом. Как всякий уважающий себя мужчина, он говорит, оттопырив губы, и нигде не появляется без лорнета. Не так давно я прикупил ему титул барона, а если вам захочется стать маркизой, то ради Бога – сделаю его маркизом.

У меня не было никаких сил, чтобы ответить что-либо на столь непристойное предложение; от унижения и обиды я только отворачивалась, пытаясь скрыть слезы. Заметив это, господин Карен резко поднялся:

– Ну вот, барышня, вы предупреждены; у вас есть ночь, чтобы как следует пораскинуть мозгами, а завтра я представлю вам своего балбеса, и к вечеру все должно быть решено; нужно поскорее обтяпать это дельце, а то ведь я – человек занятой.

Он удалился, оставив меня в полном остолбенении от подобной манеры действовать и в крайней тревоге от брачного предложения, словно надо мной нависло какое-то неотвратимое несчастье. Я хотела поговорить с батюшкой, но он избегал меня с тщательностью, которая дала мне понять, что он не желает каких-либо объяснений. Все же надеясь вынудить отца выслушать меня, я против обыкновения оставалась в гостиной, пока почти все гости, за исключением нескольких самых рьяных картежников, не разошлись. Но отец также уселся за игровой стол, лишь бросив мне на ходу:

– Завтра спозаранку будьте наготове: вас ожидает великое событие и большая честь – представление ко двору Его Величества.

Эта новость удивила меня еще больше, чем первая, в то же время успокоив. Сопоставляя два события – возможное замужество и прием у короля, не знаю, какая глубинная вера в хорошее и доброе подсказывала мне, что под столь высоким покровительством со мной не случится ничего страшного.

Господин Карен, советуя хорошенько поразмыслить ночью над его предложением, был прав; я проплакала до утра, так и не сомкнув глаз, – настолько все случившееся отличалось от моих былых грез о супружестве. Слово, которое юные девушки никогда не произносят вслух, но беспрестанно повторяют в глубине души, слово «любовь» не имело тогда для меня еще никакого смысла, но если бы вы знали, Эдуард, сколько раз и мои подружки, и я заканчивали свои прекрасные и светлые планы на жизнь фразой: «О-о! Я выйду замуж только по любви!», то вы бы поняли мои страхи – ведь я внезапно оказалась перед угрозой быть отданной совершенно незнакомому человеку, вы бы почувствовали ту боль, которую оставляют после себя исчезнувшие надежды.

Никогда ранее я и думать не смела, что когда-нибудь мне придется воспротивиться воле отца, и, спрашивая себя, возможно ли это, я чувствовала непреодолимую слабость. Я много слышала о девушках, оказавших решительное сопротивление семейным планам, но для меня все это было как бы из романических повестей, не имеющих ничего общего с нашей жизнью. Иногда в пансионе среди неопытных юных сердец проскальзывал рассказ о какой-нибудь девушке, которая предпочла смерть отвратительному для нее замужеству, и мы глубоко сожалели о несчастной и восхищались ее отвагой. Но если мне и приходила в голову такая мысль, то не могу сказать, что я ее отбрасывала или она внушала мне страх; нет, просто я ощущала, что не способна пойти на такое. Я уподоблялась нищему, который, сколько бы ему ни говорили о роскошествах знатных господ, отворачивается к своему политому потом и слезами куску хлеба, не желая, не думая о чем-то большем – настолько он далек от милостей судьбы. Душе моей слишком уж недоставало смелости, и смерть казалась мне несбыточной участью. Я не видела ничего, что вырвало бы меня из-под нависшей угрозы, и мечтала только броситься в ноги королю с просьбой о защите. Но все это было из области фантазий, так как я, в конце концов, даже не знала, как толком объяснить ему, от какого такого несчастья прошу меня избавить. К тому же где мне было найти сил на подобный поступок – упасть на колени перед королем, рассказать ему о своих бедах, свершить насилие над собственной натурой, не способной даже, как я понимала, пойти против воли отца, который всегда желал мне только добра?

Если я и рассказываю вам все, Эдуард, то только затем, чтобы показать, что я всего-навсего слабая женщина, которая мало что может и против других, и ради самой себя.

Наступило утро, и господин Воклуа велел мне быть готовой к часу мессы; я передала ему, что хотела бы поговорить с ним минутку, и мне ответили за него, что мы побеседуем по пути в Тюильри. Спустившись в гостиную, я услышала из кабинета отца голос господина Карена, который, открыв дверь, сказал не допускающим возражений тоном: