По правую руку стоит тяжелый стол – еще больше мрамора, больше кованого железа – с замысловатой цветочной композицией на нем, и, проходя мимо, я провожу пальцем по лепесткам ближайшего цветка. Они прохладные и шелковистые, чуть влажные на ощупь, значит, цветы настоящие. Мне становится любопытно, неужели Эдди – или его жена, давайте будем реалистами, – обновляет букет каждый день?
Коридор ведет в просторную гостиную с высокими потолками. Я ожидаю увидеть интерьер как у Ридов, весь в нейтральных оттенках, но мебель здесь подобрана яркая и удобная: пара диванов цвета темной клюквы, три кресла с откидными спинками и ярким рисунком – узор на всех разный, но все вместе смотрится отлично. На светлых деревянных полах несколько ковров, тоже пестрых. Два высоких торшера отбрасывают на пол лужицы теплого золотистого света, а камин обрамлен встроенными книжными полками.
– У вас есть книги, – говорю я, а Эдди останавливается и поворачивается ко мне, засунув руки в карманы и приподняв брови.
Кивком я указываю на полки, забитые книгами в твердом переплете.
– Просто… во многих домах есть такие полки, но обычно на них нет книг.
У Ридов на встроенных полках стоит несколько фотографий в рамках, какие-то вычурные вазы, в остальном они просто пустуют. Кларки предпочитают фарфоровые тарелки на маленьких подставках с причудливой серебряной чашей.
Эдди все смотрит на меня, и я не могу понять выражение его лица.
– Вы наблюдательны, – произносит он наконец.
Я не уверена, комплимент ли это, и внезапно начинаю жалеть, что вообще заговорила. Внимание переключается на стену с окнами, выходящими на задний двор. Как и передняя лужайка, он выглядит немного более неряшливым, чем дворы по соседству: трава здесь выше, кусты не подстрижены, но это смотрится красивее, чем типовые газоны. Двор примыкает к лесу, высокие деревья тянутся к серому небу.
– Мы купили землю за этим участком, чтобы не приходилось любоваться задней стеной чужого дома, – поясняет Эдди, проследив за направлением моего взгляда. Он все еще держит ключи от машины, и они позвякивают в его руке. Как по мне, это нервное бренчание не вяжется с остальным его образом.
Я думаю о том, что Эдди только что сказал – мы. Огорчаться тут глупо. Конечно, у такого мужчины есть жена. В Торнфилд-Эстейтс нет одиноких мужчин, кроме Триппа Ингрэма, да и тот вдовец. В таких местах холостяки не живут.
– Красиво, – говорю я Эдди. – Уединенно.
Одиноко, в то же время думаю я, но оставляю эти мысли при себе.
Прочистив горло, Эдди отворачивается от окна и идет на кухню. Я следую за ним, волоча за собой Медведя, вода с моего плаща капает на пол.
Размерами кухня не уступает другим помещениям в этом доме: огромный холодильник из нержавеющей стали, кухонный островок из темного гранита и красивые шкафчики кремового цвета. Кажется, все блестит, даже сам хозяин, остановившийся перед кофейной машиной, чтобы заправить в нее капсулу.
– Какой кофе предпочитаете? – интересуется он, стоя ко мне спиной, и я присаживаюсь на краешек табурета, не выпуская из руки поводок Медведя.
– Черный, – отвечаю я. По правде говоря, не очень люблю черный кофе, но в любом кафе он всегда самый дешевый, так что это уже привычка.
– Вижу, вы крепкий орешек.
Эдди посылает мне улыбку через плечо, блеснув голубыми глазами. Щеки у меня вновь вспыхивают. Женат, напоминаю я себе, но, когда Эдди протягивает мне чашку кофе, бросаю взгляд на его руки. Тонкие пальцы, ухоженные, с темными волосками возле костяшек.
И никакого кольца.
– Что ж, расскажите мне о себе, Джейн – помощник по выгулу собак. – Эдди отворачивается, чтобы сделать кофе и себе. – Вы из Бирмингема?
– Нет. – Я дую на поверхность своего напитка. – Я родилась в Аризоне и до прошлого года жила в основном на Западе.
Правда, но относительная: мой любимый способ рассказывать о своем прошлом новым знакомым.
Забрав свою кружку с подставки кофейной машины, Эдди поворачивается ко мне и опирается спиной о кухонную тумбу.
– Как же вы здесь оказались?
– Мне хотелось чего-то нового, а здесь живет мой школьный друг, который предложил свободную комнату.
В плетении лжи есть своя хитрость – нужно добавлять к ней правду, хотя бы частичку. Это зацепит людей, а также подкрепит остальную ложь.
Мне хотелось чего-то нового. Это правда, ведь я убегала от чего-то старого.
Школьный друг. Парень, с которым я познакомилась в детском доме после того, как моя последняя история с приемной семьей закончилась плохо.
Кивнув, Эдди делает глоток кофе. Я борюсь с желанием поерзать на стуле, спросить, какого черта он привел меня в свой дом, чтобы поболтать, где его жена, почему он не на работе или куда там он так спешил этим утром. Но Эдди, кажется, нравится просто сидеть со мной на кухне, пить кофе и разглядывать меня, словно он разгадывает какую-то загадку. Я не могу избавиться от ощущения, что сегодня утром разбила голову на дороге и попала в какую-то альтернативную вселенную, где богатые красивые мужчины, похоже, интересуются мной.
– А вы? – спрашиваю я. – Вы родом из Бирмингема?
– Моя жена была оттуда.
Была. Я удерживаю в уме это слово, это напряжение.
– Она, э-э… Она выросла здесь, хотела вернуться, – продолжает Эдди, и его пальцы барабанят по кружке – то же движение, которое я заметила ранее на улице.
Затем он ставит ее на стол и, скрестив руки на груди, прислоняется к кухонному гарнитуру.
– Вы проживаете в Маунтин-Брук? – спрашивает Эдди. Я вскидываю брови, вызывая этим у него смех. – Вас пугают мои вопросы? Похоже на допрос с пристрастием?
Возможно, кому-то так бы и показалось, но мне приятно, что другой человек настолько интересуется мной – не фальшиво и притворно, как миссис Рид, а искренне, по-настоящему. К тому же я предпочла бы сидеть здесь, болтая и попивая кофе в его великолепной кухне, чем выгуливать Медведя под дождем.
Мои пальцы скользят по жилке на мраморе.
– Ваши вопросы почти не пугают, – отвечаю я. – Разве что на один балл по десятибалльной шкале.
– Один балл – это еще не страшно. – Эдди снова улыбается, вызывая щекотку вдоль моего позвоночника. Я улыбаюсь в ответ, слегка расслабившись. – И, кстати, нет, я не проживаю в Маунтин-Брук. Квартира моего друга находится в Сентер-Пойнте.
Сентер-Пойнт – это уродливый маленький городок в двадцати милях отсюда, когда-то входивший в пригород Бирмингема, а теперь превратившийся в пристанище магазинчиков и забегаловок быстрого питания. В нем еще остались приличные кварталы, но в целом он кажется другой планетой по сравнению с Торнфилд-Эстейтс, и это отчетливо видно по выражению лица Эдди.
– Черт, – произносит он, выпрямляясь. – Это довольно далеко отсюда.