Моя ужасная няня - читать онлайн книгу. Автор: Кристианна Брэнд cтр.№ 47

– Моя шляпка бледно-голубая, – возразила миссис Рамбльтум, глядя на голову миссис Гуттциц.

– Ораншеффый, – настаивала миссис Гуттциц, указывая на собственную шляпу на голове миссис Рамбльтум. Она повернулась за поддержкой к другим дамам, которые до этих пор обсуждали (следует признать, не без удовольствия) злоключения миссис Гроббль и её осьминоговой шляпы. – Как ффам кашшетсяа, какоффо цффета шляппа миссис Рампельтуум?

– Оранжевая, – сказали дамы, несколько озадаченные тем, что круглое пурпурное лицо миссис Рамбльтум вдруг оказалось будто увенчано пламенем; но они пока не понимали, к чему всё идёт.

– Ораншеффый, – триумфально провозгласила миссис Гуттциц. Но, вглядевшись более пристально сквозь очки в миссис Рамбльтум, она вдруг испустила тревожное восклицание, предупреждая остальных: – Оттодффиньтесь от неё! Осторошшней! Она схоттит с ума!

– Что случилось? – зашумели дамы, пытаясь отодвинуться от опасной миссис Рамбльтум, но только вгоняя задние ножки шезлонгов всё глубже в песок.

– Тшайка клюнуль слишшком сильно по её голоффа, и это поффлиять на рассуток! Соллотистый ффолос! – уверенно напомнила она всем. – Мошшет, из флякончик, я не знай, но соллотистый. А сейтшас – посмотритте на неё! Ффы же слышаль, што лютти делаться сеттой сза оттин нотш. А миссис Рампельтуум посеттел как снег са пять минута!

Собственные волосы миссис Гуттциц как раз были седыми как снег, но значительная их часть улетела, приколотая к шляпе, которая сейчас, вместе с волосами и всем прочим, красовалась на голове миссис Рамбльтум.

Миссис Рамбльтум провела поистине пренеприятный день. Её изрядно потрясли людоедские откровения достопочтенного Томлинсона-Моркота, потом она обнаружила, что её дёсны трутся друг о друга, а зубы застряли в сэндвиче с водорослями. Ей до сих пор приходилось деликатно отплёвываться от чаячьего пуха, а потом она всего на миг ощутила, как легко стало её голове, но затем на неё навалилась незнакомая тяжесть. Теперь дамы смотрели на неё во все глаза и убеждали, что её бледно-голубая шляпка оранжевая, а золотистые волосы стали седыми. (Что верно, то верно, золотистым цветом её волосы были обязаны заветному флакончику с краской, но, по крайней мере, эти волосы росли у неё на голове – просто сейчас к ним добавились волосы миссис Гуттциц, прицепленные к оранжевой шляпе.) Миссис Рамбльтум поднялась на ноги, содрогаясь, словно огромное черносмородиновое желе, увенчанное золотом.

– Да, – без затей признала она, – я схожу с ума. – И театрально скрестила руки, как бы готовясь к смирительной рубашке. – Увезите меня!

Дети, в восторге от всего происходящего, сгрудились вокруг неё, чтобы увести её, раз уж ей так хотелось уйти, как вдруг…

Как вдруг случилось всё и сразу. Крабы, мирно дремавшие в туннелях, выкопанных Маркусом и Камиллой под скатертью, были разбужены беспардонным вмешательством. Ириска, Изюминка и Мопс, радостно нюхавшие всё подряд, обнаружили входы в туннели и принялись их раскапывать. Но в конце каждого туннеля сидели вполне довольные собой крупные крабы. «Чик-чик-чик», – защёлкали клешни по влажным чёрным носам; «Оу-гау-вау!» – взвыли Сахарок, Изюмчик и Мопс, пытаясь дать задний ход; «Ой-ой-ой!» – закричали дамы в ужасе, когда скатерть вдруг словно ожила. Чашки и блюдца взлетели в воздух и посыпались со звоном; пирожные и сэндвичи подпрыгнули вверх, будто под ними началось извержение вулкана; чайник подскочил и расплескал горячий тёмный чай; молочники заходили ходуном, плюясь холодным белым молоком; пушистые меренги упорхнули, словно маленькие белые облачка; сэндвичи с водорослями распахнули своё бурое нутро… Дамы вскочили на ноги и побежали зигзагами через пляж в безопасные объятия отеля, предводительствуемые бабушкой Аделаидой Болль, страшно завывающей и даже немного трубящей своим огромным носом, похожим на рог носорога.

Вскоре весь пляж погрузился в хаос. Тучные дамы с несвойственной им резвостью перебирали ногами, обутыми в тяжёлые ботинки на пуговицах, топтали пикники других компаний, сшибали с ног игроков в крикет, переполошили тётушек, сплетничающих за вязанием.

Одна нога миссис Гроббль застряла в жестяном ведёрке какого-то малыша и ужасающе громыхала при каждом увесистом шаге. Миссис Рамбльтум подхватила деревянную лопатку и ломилась вперёд, грозно расчищая себе путь. Пудра от раздавленных меренг вилась вокруг тощих ног Фиддль, которая следовала за хозяйкой, всё ещё сжимая в руке чайник, свирепо плюющийся горячим тёмным чаем.

Бедняжка мисс Крилль, которой беспрестанно лезла в глаза мыльная пена, толкала кресло со своей матушкой то в одном направлении, то в другом. Она преодолела большой валун, скатилась по другую его сторону, прошлась, как бульдозер, по песчаным замкам под вопли разобиженных детишек, переехала несколько пожилых джентльменов, дремавших на песке, прикрыв лицо газетой…

Ириске, Изюминке и Мопсу наконец-то удалось отбиться от крабов, и теперь они носились посреди всей этой сумятицы, заходясь истерическим лаем, пока крабы пятились к морю, угрожающе растопырив клешни.

Дети Браун носились по пляжу с криками: «Вулкан! Извержение! Спасайся, кто может!..» В конце концов пляж опустел, и они остались одни, попадали в шезлонги возле уничтоженного пикника бабушки Аделаиды и от смеха даже не в силах были разговаривать.

Няня Матильда стояла на набережной и смотрела на них сверху вниз – потом подняла большую чёрную палку…

Маленькие разрезы на холщовых сиденьях стали увеличиваться. Они росли и росли, и дети медленно и незаметно опускались всё ниже и ниже, пока не упёрлись мягкими местами в песок, в то время как их коленки задрались к подбородкам. И так они там и остались.

С набережной наверху доносился жуткий гвалт: ребятишки рыдали по утраченным ведёркам и лопаткам, семьи пытались воссоединиться и правильно поделить детей, потому что многие были перемазаны до неузнаваемости, няни поголовно увольнялись и требовали расчёта, постояльцы гостиниц паковали вещи и уезжали насовсем – или вообще бежали, всё побросав, в страхе перед извержением. Жаркий денёк становился прохладней, с воды подул лёгкий бриз, принеся пряный запах моря; прибой подбирался ближе, разглаживая белопенными пальцами взрытый песок, и снова тихо отползал. Солнце село, наступил вечер.

Застрявшие в шезлонгах дети, прижав колени к подбородку, закричали:

– Ой, няня Матильда, пожалуйста, помоги! Освободи нас, пожалуйста!

Но вокруг стояла полная тишина. Никакого ответа.

Опустилась ночь, взошла луна, и в её свете море лежало, похожее на глянцевитую лужу чёрной патоки; не слышалось ни звука, кроме «фшш-фшш-фшш»: волны шелестели свою колыбельную всем существам, живущим в глубинах океана…

Колыбельная шелестела, а глаза детей внезапно распахнулись и уставились не мигая на мерцающие звёзды. Им так хотелось поспать – но даже задремать не удавалось. Море пело им колыбельную, но они застряли здесь, скрученные на века, и даже не могли заснуть. Они качались и ёрзали в крепкой хватке деревянных рам шезлонгов.