– Кандис знает, что нас с ней ничего не связывает.
Я посмотрела на него не без удивления.
– Ммм… я знаю. Она нам сказала.
– Ну и хорошо. Значит, все в порядке, – заявил он.
А меня-то почему это касается? Я спросила его об этом. Но не в такой отчетливой форме.
– Но… собственно…. Я хочу сказать… Ведь мне…
– Я хотел, чтобы вы это знали, вот и все.
Мне пришла в голову очень странная мысль… А что, если он мной интересуется? А иначе зачем ему стараться убедить меня, что между ним и Кандис ничего нет? Я не полиция нравов и не состою в ассоциации феминисток. И он так на меня смотрит. Заглядывает в глаза глубоко-глубоко, словно спрашивает ответа, вглядывается в лицо так пристально, словно хочет запомнить каждую черточку. И потом, я как будто все время под его опекой – он мгновенно реагирует, если кто-то придвигается ко мне слишком близко или смотрит слишком пристально. И останавливает официантов с напитками и бутербродами, чтобы я могла себе что-то взять… Да нет, не стоит заноситься! Кем я себя возомнила, что могла такое подумать? Даже если я кого-то сейчас заинтересовала, не стоит забывать, что я вот уже много лет живу человеком-невидимкой. И ни нежданное чудо, ни эфемерное изменение моей внешности ничего не изменят в моей жизни. Я решила, что меня решил покорить человек, который или переживает кризис идентичности, или злоупотребляет наркотическими веществами. И я не допущу, чтобы этот неразумный порыв увлек меня, разбудив неоправданные амбиции. Это не согласуется с теорией вероятности. Если тебе достался лотерейный билет, это не значит, что стоит играть в «Евромиллион»
[41]. Антуан предупредителен, галантен, хорошо воспитан… вот и все. Ирония, с какой он наблюдает за балетом лицемеров, в котором мы участвуем, создает между нами молчаливое взаимопонимание. Ничего больше.
К моим подругам то и дело кто-то подходил поздороваться, обменяться шуткой, а потом отправлялся дальше. Когда наш директор Бланше направился в нашу сторону, Кандис и Далия вытянулись как по струнке.
– Как вечер проходит, девочки? – спросил он с веселым добродушием.
– Да! Просто супер, – воскликнула Далия.
– Прекрасный вечер, – подтвердила Кандис.
Ольга промолчала.
– О-о! Да это же Алиса, – произнес он, заметив меня. – Я вас даже не узнал. Как дела, Алиса?
Я почувствовала, что сердце у меня куда-то ухнуло. До сих пор мы здоровались только в лифте, и еще на собраниях.
– Хорошо, – едва выдавила я пересохшим ртом.
– Проблем с Фантеном больше нет? – спросил он с улыбкой.
– Э-э… Нет, все в порядке. Спасибо вам.
– Тем лучше. Имейте в виду, что я прекрасно знаю, какую работу вы делаете для него. И даже вместо него. Фантен… короче… Надо будет подыскать вам еще что-нибудь. Вы расцветете на другой какой-нибудь работе, более соответствующей вашим возможностям.
Я чувствовала, что щеки у меня пылают. Какое счастье услышать такие похвалы. Он знает, что… Фантен – ничтожество, и что я каждый день спасаю этого диктатора и мучаюсь. И он даже думает подыскать мне другую работу.
Я не нашлась, что ответить, и пробормотала какую-то вежливую фразу.
И случайно перехватила взгляд Ольги: она смотрела на своего патрона очень недобро, а он старательно отводил глаза.
Он кивнул нам и отошел.
Кандис и Далия чуть не прыгали от восторга. И Ольга взглянула на них с осуждением.
– Ты поняла? Он пообещал тебе что-то получше, – сказала мне Кандис. – Ольга, ты тоже так поняла?
– Безусловно, – ответила она очень ядовито и побежала догонять своего шефа.
Я видела, что они о чем-то спорили. Ольга говорила явно возбужденно, и мне показалось, что наш главный хоть и выслушал внимательно свою помощницу, но остался недоволен.
– Что такое с Ольгой? – потихоньку спросила я у Кандис.
– А почему ты спрашиваешь?
– У нее очень недовольный вид. Похоже, она даже сильно рассержена, судя по ее разговору с шефом.
– У нее с ним разногласия. Она и вообще сегодня не в своей тарелке.
Мимо нас проходила немолодая женщина, и девочки ее окликнули. Из разговора я поняла, что она журналистка. Они обменялись несколькими словами и отправились вместе с ней. А я? Мне тоже пойти с ними? Пока я раздумывала, они были уже далеко. Я смущенно взглянула на Антуана.
– Фуфло, – пробормотал он.
– Что-что?
– Ваш патрон фуфло.
Он меня шокировал, и я нахмурилась, давая понять, что его слова мне не нравятся и я их не принимаю. По какому праву он оскорбляет человека, которого совсем не знает? Человека, который к тому же сегодня вечером меня хвалил?
– Начнем с того, что со мной он не поздоровался.
– Возможно, он вас не видел или не понял, что вы с нами.
– Во-вторых, мне не понравился тон, каким он с вами разговаривал. Сеньор объявлял своим рабам, что уменьшил налог. Но противнее всего самодовольство, с каким он сообщал о своем великодушии.
– Вы каждому выдаете характеристику через пять минут?
– Просто я знаю таких начальников. Поверьте, повидал не одного на своем веку.
– Поняла, вы все видели, все знаете и презираете всех вокруг, потому что жалкие недотепы лишены вашей прозорливости.
Я говорила уверенно и жестко, мне не понравилось, что он выставляет в дурном свете разговор, который был для меня и лестным, и приятным. И еще мне было досадно, что он проявил себя как человек недоброжелательный, претендующий на право раздавать ярлыки.
– Да нет, дело не в этом.
– А в чем?
– В том… Я много общался и работал среди таких людей и мог бы в этой среде окончательно погибнуть. Это начальники-манипуляторы, а вы слишком чистый и доверчивый человек, Алиса, и перед ними вы беззащитны. Здесь вам нет места. Вы лучше их, это жадные до денег буржуа и рвущиеся к славе карьеристы.
– Чистый и доверчивый, говорите? Да вы понятия не имеете, какая я.
Вот какую фразу мне удалось выговорить.
Он смотрел на меня и ласково улыбался.
– Не обижайтесь. Это комплимент. Как только я вас увидел, я сразу понял, что вы не такая, как они.
– Конечно! Умственно отсталая на конкурсе математиков!
– Нет, полевой цветок в колючих зарослях.
Так, плохого он не хотел. А чего он все-таки добивается?
– Скорее ящерица, – тут же отрезала я, словно никогда за словом в карман не лезла.