– Не пора ли тебе косить траву? – спрашивала она иногда раздраженно, причем кроме кошения травы могла предложить целый перечень других полезных занятий.
– Ну, Ааф, если тебе все равно, я лучше побездельничаю.
Ей было не все равно. Всегда находились важные причины срочно заняться неважными вещами. Иногда я игнорировал ее ворчание, а иногда, вздыхая, брался за то или иное дело.
– И пожалуйста, не вздыхай, – кричала она мне вслед.
Жизнь – очень краткий период чего-то между двумя бесконечно долгими периодами отсутствия всего, и понятно, что краткий период чего-то нужно заполнить как можно более приятным образом. Я где-то когда-то прочитал эту рекомендацию и хорошо ее усвоил.
Афра скорее считает, что все должно быть полезным. Во всяком случае, спорить, например, о пользе скошенной травы было бесполезно. Это вызывало только взаимное раздражение, а им мы были сыты по горло.
В австрийской деревне Эберхардшлаг когда-то провели эксперимент под названием «Деревня бездельничает». Семь семейств в течение семи дней не делали ничего. Всю работу выполняли за них другие, а дети не ходили в школу. Поначалу люди тяжело переносили безделье, но попрактиковались, и им стало немного легче.
Вообще говоря, безделье в строгом смысле невозможно. Ты сидишь и хотя бы размышляешь или смотришь перед собой. Безделье надо понимать скорее так: ты не делаешь того, чего не хочешь. Или того, на что тратишь энергию.
116
Свой первый настоящий тест как Луи Моллема я прошел успешно. А именно: через сайт www.gebruikte-fiatnederland.nl приобрел подержанный «фиат-панда-4×4». Я не знал, что существуют «панды» с приводом на все четыре колеса, но, увидев объявление о продаже, подумал, что такая машинка будет вполне уместна на узких крутых грунтовых дорожках Тосканы. Мне показалось, что итальянский автомобиль в Италии менее всего привлечет внимание, а кроме того, по соседству с моей виллой я легко найду сервис для «фиата».
В прошлый четверг утром я ездил к Тоону, где мне уже в третий раз пришлось вытерпеть тотальное преображение в Луи.
– Черт возьми, Луи, просто чуть-чуть расслабься, – несколько раз напоминал мне Тоон, так как я восседал в его кресле неподвижно, как труп. – Иначе с твоим новым «я» ничего не получится. Ты должен хотя бы немного в него поверить.
Через четверть часа мне было позволено посмотреться в зеркало, и, честно так честно, господин Моллема выглядел совершенно естественно. Я несколько раз прошелся туда-сюда под наблюдением Тоона.
– Ты все еще двигаешься как Артур, – сокрушался он. – Попробуй ходить вперевалку, как утка, ступнями наружу.
Я подумал, что он надо мной смеется, но он имел в виду именно это.
– Когда ходишь вперевалку, изменяется вся пластика и осанка. И это совсем нетрудно. Доступно каждому.
Я прошелся как мультяшный утенок Дональд Дак. Чувствовал себя идиотом, но Тоон восхитился.
– Ни прибавить, ни убавить! С первого раза то, что надо!
Потом пришел Йост, принес новые водительские права и паспорт.
Мы с Йостом отправились в Алфен-аан-ден-Рейн забирать мой «фиат».
Его хозяин, не моргнув глазом и не краснея, сказал, что машина принадлежала его старой матушке и все время простояла в гараже.
– Но уж если ваша матушка трогалась с места, то, конечно, в полную силу жала на газ? – сострил Йост.
Продавец посмотрел на него недоуменно:
– Что вы, она всегда ездила очень спокойно.
В конечном счете он уступил мне четыреста евро, и я оказался владельцем «фиата-панды-4×4». Жаль, что Афра, такая страстная поклонница панд, никогда не сядет в эту машину.
Затем Луи Моллема без проволочек оформил на почте Алфена документы о передаче прав на владение и, насвистывая, двинулся на своей новенькой машине назад, к Тоону.
– Ты забыл про свою утиную походку, Луи, – строго напомнил Тоон. Но потом налил пивка, и мы выпили за счастливый исход нашего предприятия.
– Как думаешь, в следующий раз сам справишься? Станешь синьором Молима?
Я заверил Тоона, что все получится. Час спустя я уже ехал в Пюрмеренд на своей старой машине, новая осталась у дверей Тоона ждать моих похорон.
Думаю, в Италии утиная походка мне не так уж необходима.
117
Дорогая Эстер…
Написать первые два слова было не так уж трудно. Над остальной частью письма я корпел три дня. Один раз, когда я писал, неожиданно вошла Афра.
– Ох, ты здесь? У тебя же йога!
– Нет, гуру заболел. Я забыла просмотреть почту.
Заметив смятые листы бумаги, она сказала:
– Так-так, собираешься писать книгу? Прочтешь вслух отрывок? Когда-нибудь?
Я почувствовал, что краснею, и быстро положил на черновик какую-то книжку, чтобы прикрыть первые два слова.
– В самом деле, начал писать. Но пока что книга состоит только из зачеркнутых предложений, так что прочесть ничего не могу. А то бы прочел с удовольствием, – запинаясь, ответил я.
К счастью, она не настаивала. Насчет зачеркнутых предложений я не соврал, вероятно, она даже издали это заметила. Тем не менее я чуть не помер со страху.
Через несколько дней я сочинил приемлемый черновой вариант письма. В итоге там было сказано только, что я по-настоящему не умер, но собираюсь начать новую жизнь в другом месте. За это время мне пришлось два раза выносить пластиковый пакет, набитый скомканными листами бумаги, в мусорный контейнер соседнего дома, чтобы избавиться от улик.
Вчера я написал окончательный вариант. Перьевой ручкой. На почтовой бумаге, которую много лет назад получил в подарок от ватерклозетной фирмы Хертога на десятилетний юбилей моей службы и с тех пор ни разу не использовал.
У меня два варианта письма: один с моим новым адресом в Италии, а другой – без. Я все никак не решу, какой вариант отослать. Оба конверта я заклеил, чтобы избежать соблазна подправить еще какое-нибудь словечко. В уголке одного из конвертов стоит крохотное «с», в смысле «с адресом».
Один из двух я суну в почтовый ящик перед самым отъездом в новую жизнь.
118
«To do nothing is at all the most difficult thing in the world, the most difficult and the most intellectual. – Ничего вообще не делать – самая трудная вещь на свете, самая трудная и самая интеллектуальная».
Спасибо, Оскар Уайльд!
Ведь о безделье часто судят несправедливо пренебрежительно, и прежде всего этим грешит моя жена.
Я посетил выставку живописи на тему блаженного безделья в музее Краненбурга в Бергене и прочел там эти мудрые слова мистера Уайльда.