— Что там с той девушкой, плывшей с вами в лодке с острова? Она потом вернулась? — спросила Эллен.
— Понятия не имею.
— Во всяком случае, теперь им нужна новая девушка. И я думаю предложить себя.
— Ты шутишь?
— Я совершенно серьезна. Ты почувствовал, что на острове что-то не так. Но с тобой никто не захотел говорить, ведь ты полицейский. Кухарка же может узнать что угодно, если у нее есть глаза и уши.
— Но, Эллен, такая работа совсем не для тебя…
— Думаешь, я не справлюсь? — Она снова порылась в своей сумочке и достала небольшую тетрадку, которой с триумфом помахала в воздухе. — Это мои оценки в школе домоводства. Вот, смотри. — Она протянула ему табель. — Пятерка за приготовление простой еды и по особому случаю, то же самое за сервировку и глажку.
Нильс, улыбнувшись, покачал головой.
— У тебя слишком высокая квалификация, Эллен. Они будут рады, если заполучат на эту работу хоть кого-нибудь. Ты знаешь, что тебя ожидает? Полная изоляция, отсутствие удобств, тяжелая физическая работа, отсутствие свободного времени. Жить будешь в какой-нибудь халупе, продуваемой сквозняками, деля комнату с другой прислугой. Не сможешь поехать домой, когда захочешь. Что скажут твои родители? И… — Он не мог выдавить из себя имя Георга. — …Твой жених?
Эллен снова приподняла свой табель и постучала пальцем по странице.
— Высшие баллы по всему, — повторила она, — кроме шитья.
Нильс подался вперед и посмотрел на указанную строку.
— Там стоит прочерк. Что это значит?
— Что я никогда не предъявляла свою работу. Я просто не справлялась. В нашем классе по шитью я была предпоследней с конца.
— А кто был худшей?
— Герда. Она едва могла держать в руках иголку, такая неуклюжая… Руки-крюки. Я обычно помогала ей с другими заданиями, но не с шитьем, потому что сама была никудышней швеей. Сейчас Герда будет посещать шестинедельный курс кройки и шитья в местечке Винслёв в Сконе, оплачиваемый ее свекровью. Она прислала мне брошюры и предложила поехать вместе с ней. Я, конечно, на такое в жизни не согласилась бы. Но этот курс шитья достаточно долгий. Я сказала маме, папе и Георгу, что хочу поехать туда, и все они сочли это прекрасной идеей. Георг, кстати, собирается в деловую поездку в Южную Америку, и у него совесть нечиста оттого, что он надолго оставляет меня одну. Просто замечательно, что я нашла себе занятие, считает он.
— Ну с этим у тебя проблем не будет. Но представь, что твои родители позвонят в училище… Или поедут навестить тебя…
— Этого не случится. Герда меня прикроет. Я напишу маме с папой несколько открыток с общими фразами, и она будет отправлять по одной в неделю с местным почтовым штемпелем. Это самое малое, что Герда может сделать после всей той помощи, что получила от меня в школе домоводства. Без меня у нее был бы прочерк чуть ли не по всем предметам.
— Изобретательная ты особа, Эллен…
Она скромно пожала плечами.
Они немного помолчали.
— Ну ладно, — наконец произнес Нильс. — Допустим, ты получишь работу на острове. И что тогда?
Серьезно глянув на него, Эллен спокойно произнесла:
— Тогда я стану твоим шпионом.
— А как мы будем контактировать? На острове нет ни телефона, ни телеграфа.
— Но почта у них работает? — Она взяла газетную вырезку с анонсом о работе и прочитала: — «Ответ направляйте на карантинную станцию Бронсхольмена, а отправителя укажите до востребования на главном почтамте Гётеборга».
— Но когда ты будешь писать мне, ты же не сможешь указать адрес полицейского участка или мой домашний адрес. Почту доставляет штурман катера, и он, вероятно, читает, что написано на конверте.
Эллен недовольно поморщилась.
— Точно… Надо придумать что-то другое. До востребования в другом почтовом отделении? Или на другое имя?
— Второе, — ответил Нильс. — Ты кладешь письмо для меня в конверт на имя Сигварда Карлстрёма. Это мой сосед. Мы живем в одном дворе, но его дом выходит на другую улицу, так что на адресе будет не мой дом. Он станет передавать мне письма, как только получит. Я его предупрежу.
Она радостно кивнула.
— Отлично! Значит, договорились?
Нильс поднял руки, словно сдаваясь.
— Не знаю, как тебе это удалось, Эллен, но, похоже, ты меня все-таки уговорила.
Он, конечно, знал, как так получилось, но не хотел признаться в этом даже самому себе. Горящие глаза Эллен, ее решимость, манера подаваться вперед, жестикуляция… Все это было неотразимо. Сидеть напротив нее, смотреть на нее… Снова открывать конверты, надписанные ее рукой, читать ее письма…
Это все ради расследования, убеждал он себя. Разумеется, только ради расследования. Наверное, это не даст ничего особенного, но попробовать стоит. Эллен умна и наблюдательна. Если там, на острове, скрыто нечто интересное, она это обнаружит.
11
Это не может быть он, думала Эллен. Всего лишь малюсенькая полоска, лишь сгустившаяся дымка над поверхностью воды…
Но пока они шли к нему на большой скорости, остров вырастал у них на глазах. Возвысились и расширились утесы, у суши появился объем. Остров ожил, словно только что пробудился ото сна.
Шкипер завел катер в залив у больничных зданий. Осенний воздух был прозрачен, как стекло. Когда они проплыли под каменной аркой, Эллен вздрогнула. Хотя Нильс и рассказал ей об этой экзотике, она все равно оказалась неожиданностью. Вдруг стало темно и холодно. Плеск волн, запертых в ограниченном пространстве, странным образом усиливался и искажался, как эхо в пещере.
Шкипер, дружелюбно улыбнувшись, помог Эллен выбраться из катера и понес ее саквояж по лестнице к выходу из лодочного ангара, затем к площадке с сухой белесой травой и еще дальше по дорожке. Возле длинного одноэтажного дома он поставил саквояж и сказал:
— Пойду скажу фру Ланге, что вы здесь. Надеюсь, вам понравится на Бронсхольмене.
«На Чумном острове, — подумала Эллен. — Так его называют. Но, наверное, невозможно сказать: «Надеюсь, вам понравится на Чумном острове…» Эта мысль заставила ее рассмеяться.
— И что же здесь смешного?
Перед ней в дверях стояла женщина лет пятидесяти. Волосы над широким лбом были черными, с седыми прядями и завязаны узлом. Углы резко очерченного рта загибались вниз.
— Извините, — промямлила Эллен. — Вы ведь фру Ланге, экономка, не так ли? Меня зовут Эллен Гренблад.
Она протянула руку, но женщина ее не пожала, сухо проронив:
— Заходите.
Они прошли через безлюдную столовую с длинным столом и деревянными скамьями и двинулись дальше, в большую кухню с идеально чистыми поверхностями, вычищенным кухонным чаном и резким запахом уксуса. Экономка присела за маленький столик у окна и кивком указала Эллен сесть напротив.