Архипелаг ГУЛАГ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Солженицын cтр.№ 79

(Да если ваши сроки сравнивать с нашими, так может не так и дорого? Может с вековечной справедливостью — поуютнее?…)

Потому не нужны юридические тонкости, что не приходится выяснять — виновен подсудимый или невиновен: понятие виновности, это старое буржуазное понятие, вытравлено теперь.(стр.318).

Итак, мы услышали от товарища Крыленки, что трибунал — это не тот суд! В другой раз мы услышим от него, что трибунал — это вообще не суд: "Трибунал есть орган классовой борьбы рабочих, направленный против их врагов", и должен действовать "с точки зрения интересов Революции… имея в виду наиболее желательные для рабочих и крестьянских масс результаты" (стр. 73.

Люди не есть люди, а "определённые носители определённых идей". Каковы бы ни были индивидуальные качества, [97] к нему может быть применим только один метод оценки: это — оценка с точки зрения классовой целесообразности" (стр. 79).

То есть, ты можешь существовать только если это целесообразно для рабочего класса. А "если эта целесообразность потребует, чтобы карающий меч обрушился на головы подсудимых, то никакие… убеждения словом не помогут" (стр.81), — ну, там доводы адвокатов и т. д. "В нашем революционном суде мы руководствуемся не статьями и не степенью смягчающих обстоятельств; в Трибунале мы должны исходить из соображений целесообразности" (стр.524).

В те годы многие вот так: жили-жили, вдруг узнали, что существование их нецелесообразно.

Следует понимать: не то ложится тяжестью на подсудимого, что он уже сделал, а то, что он сможет сделать, если его теперь же не расстреляют. "Мы охраняем себя не только от прошлого, но и от будущего" (стр.82).

Ясны и всеобщи декларации товарища Крыленки. Уже во всём рельефе они надвигают на нас весь тот судебный период. Через весенние испарения вдруг прорезается осенняя прозрачность. И может быть — не надо дальше? не надо перелистывать процесс за процессом? Вот эти декларации и будут непреклонно применены.

Только, зажмурившись, представить судебный залик, ещё не украшенный золотом. Истолюбивых трибунальцев в простеньких френчах, худощавых, с ещё не разъеденными ряжками. А на обвинительной власти (так любит называть себя Крыленко) пиджачок гражданский распахнут и в воротном вырезе виден уголок тельняшки.

По-русски верховный обвинитель изъясняется так: "мне интересен вопрос факта!"; "конкретизируйте момент тенденции!"; "мы оперируем в плоскости анализа объективной истины". Иногда, глядишь, блеснёт и латинской пословицей (правда, из процесса в процесс одна и та же пословица, через несколько лет появляется другая). Ну да ведь и то сказать — за всей революционной беготнёй два факультета кончил. Что к нему располагает — выражается о подсудимых от души: "профессиональные мерзавцы!" И нисколько не лицемерит. Вот не нравится ему улыбка подсудимой, он ей и выляпывает грозно, ещё до всякого приговора: "А вам, гражданка Иванова, с вашей усмешкой, мы найдём цену и найдём возможность сделать так, чтобы вы не смеялись больше никогда!" (стр. 296, курсив мой — А. С.).

Так что пустимся?…

Дело "Русских Ведомостей". Этот суд, из самых первых и ранних, — суд над словом. 24 марта 1918 года эта известная «профессорская» газета напечатала статью Савинкова "С дороги". Охотнее схватили бы самого Савинкова, но дорога проклятая, где его искать? Так закрыли газету и приволокли на скамью подсудимых престарелого редактора П. В. Егорова, предложили ему объяснить: как посмел? ведь 4 месяца уже Новой Эры, пора привыкнуть!

Егоров наивно оправдывается, что статья — "видного политического деятеля, мнения которого имеют общий интерес, независимо от того, разделяются ли редакцией". Далее: он не увидел клеветы в утверждении Савинкова "не забудем, что Ленин, Натансон и К o приехали в Россию через Берлин, то есть что немецкие власти оказали им содействие при возвращении на родину", — потому что на самом деле так и было, воюющая кайзеровская Германия помогла товарищу Ленину вернуться.

Восклицает Крыленко, что он и не будет вести обвинения по клевете (почему же?…), газету судят за попытку воздействия на умы! (А разве смеет газета иметь такую цель?!)

Не ставится в обвинение газете и фраза Савинкова: "надо быть безумцем-преступником, чтобы серьёзно утверждать, что международный пролетариат нас поддержит", — потому что он ведь нас ещё поддержит…

За попытку же воздействия на умы приговор: газету, издаваемую с 1864 года, перенёсшую все немыслимые реакции — Делянова, Победоносцева, Столыпина, Кассо и кого там ещё — ныне закрыть навсегда! (За одну статью и — навсегда! Вот так надо держаться у власти.) А редактору Егорову… стыдно сказать, как в какой-то Греции… три месяца одиночки. (Не так стыдно, если подумать: ведь это только 18-й год! ведь если выживет старик — опять же посадят, и сколько раз ещё посадят!)

Как ни странно, но в те громовые годы так же ласково давались и брались взятки, как отвеку на Руси, как довеку в Союзе. И даже и особенно неслись даяния в судебные органы. И, робеем добавить, — в ЧК. Красно переплетённые с золотым тиснением тома истории молчат, но старые люди, очевидцы вспоминают, что в отличие от сталинского времени судьба арестованных политических в первые годы революции сильно зависела от взяток: их нестеснительно брали и по ним честно выпускали. И вот Крыленко, отобрав лишь дюжину дел за пятилетие, сообщает нам о двух таких процессах. Увы, и московский и Верховный трибуналы продирались к совершенству непрямым путём, грязли в неприличии.

Дело трёх следователей московского ревтрибунала (апрель 1918). В марте 1918 был арестован Беридзе, спекулянт золотыми слитками. Жена его, как это было принято, стала искать путей выкупить мужа. Ей удалось найти цепочку знакомства к одному из следователей, тот привлёк ещё двоих, на тайной встрече они потребовали с неё 250 тысяч, после торговли скинули до 60 тысяч, из них половину вперёд, а действовать через адвоката Грина. Всё обошлось бы безвестно, как проходили гладко сотни сделок, и не попало бы дело в крыленковскую летопись и в нашу (и на заседание Совнаркома даже!), если бы жена не стала жаться с деньгами, не привезла бы Грину только 15 тысяч аванса вместо тридцати, а главное по женской суетливости не перерешила бы за ночь, что адвокат не солиден, и утром не бросилась бы к новому — присяжному поверенному Якулову. Не сказано, кто именно, но видимо Якулов и решил защемить следователей.

В этом процессе интересно, что все свидетели, начиная со злополучной жены, стараются давать показания в пользу подсудимых и смазывать обвинение (что невозможно на процессе политическом!). Крыленко объясняет так: это из обывательских соображений, они чувствуют себя чужими нашему Революционному Трибуналу. (Мы же осмелимся обывательски предположить: а не научились ли свидетели бояться за полгода диктатуры пролетариата? Ведь большая дерзость нужна — топить следователей ревтрибунала. А — что потом с тобой?…)

Интересна и аргументация обвинителя. Ведь месяц назад подсудимые были его сподвижники, соратники, помощники, это были люди, безраздельно преданные интересам Революции, а один из них, Лейст, был даже "суровым обвинителем, способным метать громы и молнии на всякого, кто посягнёт на основы", — и что ж теперь о них говорить? откуда искать порочащее? (Ибо взятка сама по себе порочит недостаточно.) А понятно, откуда: прошлое! анкета!